– А ты кто, Артур?

– В каком смысле? – удивился тот.

– Откуда здесь взялся?

– Разве Антонина Григорьевна не сказала?

– Антонина Григорьевна?.. Антонина Григорьевна сказала, но есть вопросы. Ты надолго к нам?

– Как скажете.

– Скажу… Скажу, чтоб завтра же тебя тут не было.

– Это почему?

– Так хочу. Собираешь вещички… их у тебя не так много… Даю на дорогу деньги, и больше тебя здесь нет.

– Вещички?.. Прямо сейчас?

– Поговорим, и собирайся.

– Дела… – мотнул головой Артур и спросил в лоб: – Ревнуете, что ли?

– Нет, – повел тяжелой венозной рукой Михаил. – Не столько ревную, сколько боюсь.

– За Антонину?

– За себя. Сердце может не выдержать.

– Все-таки, значит, от ревности?

Савостин наклонился вперед, заговорил негромко, доверительно:

– Знаешь, сколько лет я ее добивался? Она меня в упор не видела. Ради нее поехал на Север… на газодобычу. Заработал там, построил вот эту домину, потом взялся за кафе. И все ждал, когда она сдастся. И она сдалась. Не сразу, с оговорками, но сдалась. Сам себе не верил, перестал выпивать, забыл всех друзей-товарищей. Только она! Единственная и любимая. Теперь понимаешь?

– Теперь понимаю, – кивнул Артур. – Но ведь опять пьете.

– Пью. От боязни, что уйдет. Соберет как-нибудь манатки и уйдет. Вот тогда не выдержу. Тогда точно с собой что-нибудь сделаю.

– Никуда она не уйдет. – Артур нашел джинсы, стал натягивать их. – Куда денется? Скоро сороковник, а там можно и в бабушки? Детей ведь у вас нет?

– Детей нет. Тоже проблема.

– Никакой проблемы. Успеете настрогать. Вам сейчас сколько?

– Подожди, – остановил его Михаил. – Потом оденешься. Время есть. – Он усадил Артура напротив. – Как думаешь, сколько мне?

– Ну молодой еще… В соку, можно сказать.

– Сколько?

– Думаю, маленько старше Антонины. – Артур явно врал, подбирая слова. – Может, сорок пять? А потом, какая разница?.. Для мужиков вообще возраста нет. Какую девку завалил, такой у тебя и возраст. Разве на тебя, Михаил, молодые не оглядываются? Ого-о! Стадом, видать, бегают.

– Пятьдесят семь, – прошептал Михаил. – Слыхал? Пятьдесят семь.

– Ну и чего? – искренне удивился Гордеев. – Десяток-другой еще протянем, а там можно и в подушечку!

Савостин вдруг цапнул его за рубашку, притянул к себе.

– Не говори. Никогда не говори так! Я буду жить столько, сколько и она! Не отпущу. Никому не отдам. А кто станет на дороге, тот пожалеет, не дай бог.

Артур отцепил его руки, усмехнулся:

– Здоровый ты, Иваныч. Напугал.

– Это я так… для острастки, – усмехнулся Михаил, поправляя свою одежду. – Или, можно сказать, для знакомства. – Он поднял голову, усмехнулся: – Хочу попросить тебя, Артур, вот о чем.

– Чтоб побыстрее сделал лыжи?

– Не об этом. Клянусь, боюсь за Антонину. Каждую ночь об этом думаю.

– А чего за нее бояться? Молодая, богатая. Домина вон какой, да еще забегаловка в придачу. Чего бояться? Одна определенно не останется.

Савостин смотрел на него молча, наливаясь кровью и яростью. Артур заметил это, предупредительно поднял ладони:

– Извини, Иваныч, брякнул. Не то брякнул… Будете жить вместе сто лет и в сто лет одновременно в ящик. Согласен на такой вариант?

– Просьба, – прохрипел Михаил, по-прежнему не сводя с Артура глаз. – Не давай мне пить.

– Это как? – искренне удивился Артур.

– Просто. Не давай. Потянусь за бутылкой, в момент по морде. Договорились?

– А если последует сдача? Я ведь уже от тебя получил.

– Все равно не давай. Следи, хватай, бей, отнимай. Клянусь, Тоня без меня пропадет.

– Кто пропадет? Твоя Антонина Григорьевна? Ты чего, Иваныч? Да она сама кого угодно ухлопает. Бой-баба. Ты чего?