Совершенно по иному складывалась бы и политическая система континента.

Отсутствовала бы так хорошо знакомая нам строгая феодально-административная иерархия, где права и обязанности равно непреложны (в теории, по крайней мере) как для вышестоящих, так и для нижестоящих. [28] Где действует принцип «вассал моего вассала – не мой вассал», а король – всего лишь «первый среди равных», и где «духовный меч» в руках церкви сдерживает светскую власть.

Взаимоотношения внутри правящего класса строятся исключительно на праве государя распоряжаться жизнью и смертью подданных, будь то крестьяне или знатные землевладельцы, ограниченном лишь его реальными силовыми и административными ресурсами. Сильные и удачливые правители держат подданных в ежовых рукавицах, но стоит власти ослабнуть, как начинается хаос, ничем и никем не сдерживаемый. [29]

Подведем некий промежуточный итог, в общем, соглашаясь с вышеизложенными выводами Честертона: в отсутствие христианской церкви, не побоимся это сказать, Европа не была бы Европой.

Ведь именно католицизму, и только ему, обязана своим существованием та германо-романская общность, которая, собственно, и составляла (и, во многом, до сих пор составляет) основу западной цивилизации.

Всеми исследователями, в том числе и придерживавшимся атеистической ориентации, признается «определяющая роль христианства в формировании… ядра европейской культуры по меньшей мере на отрезке V – XVII в. в».(32,6)

А в рассматриваемом нами сценарии, отсутствует та основа, на которой может сформироваться единая европейская общность, тот, если хотите, метаязык, на котором различные народы континента могут образно выражаясь общаться без переводчика.

Не существует того, что объединяло бы ирландца с поляком, а скандинава с итальянцем. Даже сохранившие в какой-то мере римскую культуру, и говорящие на латинском языке Италия, Северная Африка, Иберийский полуостров не могут похвастаться особым цивилизационным и культурным единством, пусть они и превосходят в этом остальную Европу.

Запад не осознает и не может осознать себя неким целым, единой цивилизацией.

Поскольку, как уже упоминалось, территория Германии остается полностью раздробленной, без намека на какое– либо, даже эфемерное единение, то земли восточнее Эльбы продолжают оставаться славянскими.

В отсутствие Священной Римской Империи и католической церкви, с ее организационными, материальными, военными ресурсами, а также рыцарских орденов, небольшие немецкие государства, сформировавшиеся на племенной основе, просто не в состоянии организовать сколь-нибудь эффективный натиск на восток. Кроме того, отсутствует и идеологическое обоснование подобного продвижения – борьба с язычеством. Отдельные попытки германцев завоевать земли полабских и поморских славян сравнительно легко отбиваются последними. Точно также, в рассматриваемом нами мире, немецкая речь никогда не зазвучала бы на восточных берегах Балтики. Жившие в данном регионе народы – земгалы, латгалы, эсты, пруссы, ливы в отсутствии мощнейшего германско-католического давления создали бы свои государства.

Какая-то их часть, впрочем, попадает под влияние своего соседа – восточнославянской державы, которая вполне могла бы называться Русью, а могла бы – и как-то по-другому (скажем Словенией). [30]

В итоге, народы говорившие на германских языках, занимали бы к настоящему времени в Европе только территории между Рейном и Эльбой, Данию и Скандинавию.

Также можно утверждать, что колониализм не имел бы размаха и масштабов, которые мы знаем из истории. Европейцы, видимо смогли бы, подчинить себе значительную часть Америки и, возможно, Австралию, а восточные славяне – продвинуться в Северную и Центральную Азию и Сибирь, с их редким и относительно малочисленным населением. Но большая часть народов Африки, Индия, Юго-Восточная Азия и Китай сохранили бы свою самостоятельность, и без особого труда дали бы отпор попыткам подчинить их, если бы даже таковые были бы предприняты.