Нельзя вот так вот лежать. Как говорится: дай боли волю, полежав, да помрешь.

Казалось, что рабыня и впрямь скоро отдаст концы. Он несильно ткнул ее кулаком в плечо. Руна застонала, повалилась набок. Он подхватил ее, усадил прямо. Тьфу! Что теперь с ней делать?

В общине не было лекаря, как в большинстве бигемовских общин. Ванг Юм умел зашивать раны нитями, он сам крутил их из косульих кишок. Мерло Джикер иной раз отвары делал, а еще протирал порезы брагой, настоянной на чистотеле. О тонкостях всех этих лекарских дел Сигурд не имел ни малейшего представления.

Наклонившись к Руне, он попытался вытащить из-под ремня толстую тунику, но ремень сидел слишком плотно. Тогда он надорвал края разреза. Все внутри было покрыто темным сгустком, но рана почти уже не кровоточила. Не так уж и много крови потеряла албианка, чтобы в обморок падать.

«Ей надо попить», – подумал он и огляделся: что бы такое найти вместо посудины. Встал, бестолково потоптался на месте. Ничего не оставалось, как тащить албианку к воде.

Наколов на нож несколько кусков мяса, Сигурд взвалил рабыню на плечо и пошагал к склону. Спустившись к реке, бросил нож с мясом на камни, опустил Руну и, запрокинув ей голову, чтобы просунуть руку к лицу, побрызгал на губы водой. Зачерпнул воды в ладонь, поднес ей ко рту.

– Ну.

Не открывая глаз, она глотнула, потом еще несколько раз, пока не закашлялась.

– Ну, – повторил он. – Не валяй дурня.

Она больше не могла пить, ей было тяжело дышать. Тогда он отпустил ее и, осторожно приподняв крышку, напился сам.

– Здесь еще мясо, – сказал, обернувшись. – Зажарь себе… ешь. Полегчает.

– Нет… – слабо отозвалась она, ощупывая камни позади себя.

– Не ложись! Нельзя. Надо обратно в лес. Когда про железяк скажешь?

– Уходи, – пробормотала она, задыхаясь. – У меня нет сил…

– Чего? Эй, как их убивать, ты!

– Нет… не могу… – лицо ее стало белым, как луна. – Оставь… отнеси… к каньону… Большое Поселение…

– Что за дела!

Она явно бредила.

«Пожрать ей надо», – упрямо решил он.

– Эй, ты! Придумывай, ну! Ты – албианка.

Она беззвучно шевелила губами.

– Эй! Я не намерен никуда идти. Надо быть тут, в лесу.

Она покачала головой.

– Я не уйду, – повторил он. – Вот как помрешь, тады и свалю.

– Запах… – пробормотала Руна. На лбу ее заблестели мелкие капельки пота. – Кабанина… это ты… Сигурд…

– Чего?

– Ты охотник… верно говорили… ты – лучший… надо в каньон…

Она несколько раз надрывисто вздохнула, ресницы дрогнули, глаза остались закрыты.

– В каньон… – пробормотала снова и притихла.

Он поддерживал ее за спину, не зная, что делать. Чего это она сказала? Сигурд – лучший охотник? Вот как, стало быть…

Хе-хе! Каково… Ни одна баба еще не говорила такого. Лучший охотник! Да такого никто ему не говорил. Разве только дядя Огин.

Он вроде даже начинал малость сожалеть, что порезал ее…

Прошло с полчаса. Албианка все еще дышала. Он прислушался. Дыхание было ровным.

– Эй, белобрысая. Давай, лечи рану. Твой ремень… там у тебя всякое. А снадобья есть? Вы, албы, в этом толк знаете…

– Нет… – промычала, не открывая глаз.

– Чего нету? Эй, очухивайся.

– Персоль не поможет… травы… темно…

– Травы? Я принесу. Говори, какие! Клятая рана… ее лечить надо. Железяки… куда их бить, в которое место?

Она разлепила веки, пьяно посмотрела на движущуюся воду.

– Эй! – сказал Сигурд. – Делай что-нибудь, железяка в печенку! Не сиди так!

«Не будет жарить – сырого натолкаю», – решил он и стащил с ножа кусок.

Албианка протянула руку, взяла мясо. Пальцы не удержали: кусок вывалился на камень.

– Ничего. Давай, жарь. – Сигурд поймал себя на том, что держит ее за плечи, чтобы она снова не упала.