Вера и думать о нём забыла... И значит, ему тоже пора окончательно выкинуть её из головы и из сердца.
И баста!
***
Странно, занятно и нелепо, но всю свою жизнь, даже в Америке, Вера продолжала видеть во сне их подмосковную коммунальную квартиру. Люди, являющиеся ей в ночных грёзах, могли быть самыми разными: даже теми, кто вовсе не имел отношения к Вериному детству, появившись в её жизни много позже. Но само действо неизменно происходило там, в коммуналке…
Во сне Вера привычно разглядывала соседские двери, без запинки называя, кто где живёт: вот здесь обитает старый еврей Яков Моисеевич, а тут – склочная Варвара, работающая в фабричной библиотеке, но, кажется, не прочитавшая за всю жизнь ни одной книги… За этой дверью находится жилище верного друга Ромки и его отца дяди Сени; а самая крайняя дверь ведёт во владения Таньки, весёлой полненькой хохлушки, бывшей одесситки... Их с мамой комната – первая по коридору, налево. В прихожей на стене присобачена табличка: "ГРАФИК ДЕЖУРСТВ", то есть, покомнатное расписание уборки коридора, санузла и кухни на календарный месяц.
В этой квартире никогда не бывало тихо, даже если наступала ночь: громогласный храп дяди Сени, принявшего на грудь; возмущённое отрывистое помявкивание кошки Дуни, гоняющей мышей в темноте кухни; еле слышное бормотание транзисторного приёмника из каморки Якова Моисеевича (пенсионер не засыпал без сводки новостей или какого-нибудь радиоспектакля); шарканье Варвариных растоптанных шлёпанцев в коридоре по направлению к туалету; визг несмазанных дверных петель – Ромка выскальзывал из Вериной комнаты, и так невозможно засиделся, а ведь завтра с утра в школу... Скрипы, шорохи и вздохи большой квартиры, бурная жизнь проржавевших канализационных труб, утробное рокотание холодильника "ЗИЛ"... Хитроватая прижимистая Танька не пользовалась общим холодильником, у неё был свой собственный в комнате – маленький и компактный. Но распахнуть дверцу соседского и быстрым взором окинуть полки на предмет "у кого шо сегодня на ужин" – святое дело!
В своих сновидениях Вера явственно различала звуки и запахи – а наяву, как ни старалась, не могла их удержать. Они неумолимо бледнели с годами, угрожая в конце концов бесследно исчезнуть…
3. 2
1986 год
Одесситка Танька перманентно находилась в поисках жениха, под потенциальную категорию которого подпадала любая особь мужского пола моложе шестидесяти лет.
От старика Якова Моисеевича, по Танькиным словам, было уже нема проку, поэтому среди жильцов их квартиры главным (и, признаться, единственным) кандидатом долго считался дядя Сеня, почтенный вдовец с золотыми руками. Жаль только, что шибко поддающий, вздыхала эта знойная женщина – мечта поэта. Однако дядя Сеня не спешил пасть под властью Танькиных чар, поскольку нарезал кренделя вокруг Верочкиной мамы. Танька злилась, не понимая, чем она хуже этой шльондри, ну разве что у Нинки цицьки краще.
Чтобы завоевать любовь дяди Сени, в ход шла тяжёлая артиллерия: соседка угощала вдовца собственноручно приготовленным салом. О, что это было за сало! С чесночком и душистым перцем, положенное на кусок свежайшего чёрного хлеба – песня, симфония!.. Дядя Сеня охотно принимал гостинцы хлебосольной соседки – сало замечательно шло под "беленькую", однако путь к его сердцу, вероятно, лежал всё же через какой-то иной орган, нежели желудок. Спустя пару лет изнурительной осады противника Танька сдалась и махнула рукой, переключив своё внимание на более перспективные объекты.
Впрочем, с Верочкиной мамой Танька открыто не враждовала – в их коммунальной квартире была другая особа, которую эта бойкая на язык одесситка не переваривала категорически, а именно – старая девица, рыжая библиотекарша Варвара. Вот с кем Танька вела лютую непрерывную войну! Вот кому с упоением закатывала живописные истерики. "Зашейте вашей кошке жопу, чтоб она не срала мне под дверь! Шо? Не ваша кошка нагадила?! Кто-то имеет держать меня за дуру?" или "Вам скучно? Сэй момэнт – щас сделаю скандал, и будет весело!"