10. 10. Николай

– Николай Петрович, – шепчет Полина, – уверена, что со стороны всё это выглядит странно и... непотребно.

Я склоняю голову к её лицу, вижу, как расширяются её зрачки, и вдыхаю её запах.

– Вы, вроде, не замужем, а я холост, законов мы не нарушаем, в порочной связи не состоим, так кому какое дело до досужих сплетен за спиной? Вам? Вы мой личный помощник, сопровождаете меня. Точка. А каким образом я веду себя с ребёнком никакого отношения к делу не имеет.

Она вспыхивает. Да, мне нравится делать ей намёки. Втайне я надеюсь, что она признается мне. Но понимаю всю тщетность своих ожиданий. «Она не такая», – проносится в голове болезненное воспоминание.

Стойкая оловянная принцесса устраивается рядом с Топоровым, своим бывшим генеральным, я усаживаю рядом Лёшку и присаживаюсь с другой стороны стола. Иван Константинович усиленно пытается не выдать удивление, но Полина неуютно ёрзает под его взглядом.

– Итак, – начинаю я, чтобы хоть как-то скрасить неловкость этих двоих, – в понедельник, когда я приеду в офис, думаю, часам к десяти, я бы хотел просмотреть отчёты о проделанной работе за последние три года от каждого отдела. От бухгалтерии – всю финансовую отчётность, договора, накладные, счета-фактуры, акты сверок и бухгалтерский баланс за пять лет. Полина, я пью зелёный чай, без сахара. Ссылку на магазин вышлю вам на почту, закажите, пожалуйста, сразу несколько коробок. От вас, Полина, я попрошу подготовить расписание на ближайшие две недели, и мы покумекаем, как вписать в него мои уже запланированные мероприятия.

– Конечно, – посерьёзнев, откликается она. – У меня всё с собой, если желаете, можем обсудить расписание прямо сегодня.

От её сухого делового тона моя шея покрывается мурашками.

– Благодарю, но это лишнее. Обсудим в понедельник. К которому часу вы обычно приходите?

– К восьми тридцати.

– Чудесно, я предпочитаю работать с десяти и до двадцати, в лучшем случае, но, учитывая ваши обстоятельства, готов сдвинуть график. Но мне понадобится ваша помощь в поездке через две недели. Это займёт время с пятницы до воскресенья.

– Я не могу, – вырывается у неё. – Мне не с кем оставить сына.

– Сына мы возьмём с собой, Полина, – говорю ей тоном, не терпящим возражений. – Обсудим позже. Покину вас на пару минут.

Я спешно иду по направлению к выходу, потому что там, в дверях, со взглядом, наполненным злобой, стоит моя секретарша. Если быть точнее – бывшая секретарша. Потому что она написала заявление на увольнение по собственному желанию ровно две недели назад и не должна была здесь присутствовать. Ни в качестве моей секретарши. Ни в качестве моей любовницы. Тем более, не в этом смысле.

Потому что эта молоденькая профурсетка оказалась настолько глупа, что решила повесить на меня свою беременность. Да вот только не прокатило – о своём диагнозе я знал уже пятнадцать лет. Бесплодие. Стерильность. Понятное дело, я не афишировал это направо и налево. Кроме моего лечащего врача об этом не знал никто.

Однажды давно – теперь уже казалось, что в прошлой жизни – я хотел ещё детей. Кроме подрастающего семилетнего сына. У меня появилась женщина, и мы пытались много лет, а потом пошли по врачам. Именно тогда я и узнал о дисфункции семявыводящих протоков, а лечение не дало результат. Периодически я проходил обследования и пробовал новые методы лечения, но потом забил. Оставил всё, как есть.

Потому что те отношения распались, а мой единственный сын разочаровал меня. Потому что я сам себя разочаровал. Потому что я, старый дурак, потешил своё эго и сотворил с Полиной то, чего она никогда не в силах будет простить.