– Боже мой! Какое горе! Неужели мой бедный брат…

Мия медленно встала из-за пялец.

– Добрый вечер. Дан?

– Мия, ты не узнаешь меня? Я твой дядя, Джакомо!

– Простите, дядюшка, последний раз мы виделись несколько лет назад, – извинилась Мия, понимая, что, кроме нее, некому… ан нет?

Мать, которая то ли увидела из окна, то ли услышала новости от Марии, выбежала из своих комнат.

– Джакомо! О Джакомо, наконец-то!

Почти слетела по лестнице со второго этажа, кинулась на шею Джакомо – и разрыдалась в голос.

Мия скрипнула зубами и кивнула нянькам. Мол, уводите детей! Мать рыдает, еще им разреветься не хватало! Думать надо!

И сами все убирайтесь, без свидетелей обойдемся!

Спустя десять минут в просторном зале остались только Фьора, Мия, Джакомо и Энцо.

Фьора рыдала, Джакомо ее утешал, пока не заметил, какими глазами смотрят на это дети. Энцо… Тот смотрел спокойно. Даже слегка равнодушно.

А вот Мия…

Мия сама не знала, чего она больше желает.

То ли надавать матери затрещин, чтобы та перестала рыдать, то ли выкинуть их за дверь вдвоем с дядюшкой…

Именно в эту минуту девочка навсегда возненавидела социальные ритуалы.

Конечно, с ними проще. О покойном принято плакать, женщина должна быть слабой, мужчина должен ее утешать, Джакомо теперь старший в роду, и это надо признавать…

Но боже мой, какое же это лицемерие!

И как же остро это почувствовала Мия!

Энцо не кольнуло настолько остро, но и он подумал, что мать… сначала она не нашла в себе сил даже прийти к отцу, хотя тот желал ее видеть, а теперь… Теперь она рыдает на груди у его брата. В новом платье. Сером, но с черной оторочкой, которое ей очень к лицу. И рыдает красиво, так, что нос не краснеет, только слезинки катятся по бледным щекам…

В эту секунду Энцо понял, что его жена такой не будет. Он женится только на сильной женщине. Чтобы его дети никогда вот так не стояли… мало ли что случится в жизни?

Никогда!

Пару минут Джакомо еще терпел, а потом аккуратно отодвинул от себя Фьору.

– Присядь, дорогая сестра. Вот так… да, в это кресло…

– О-о-о-о-о… это кресло Пьетро…

Джакомо скрипнул зубами, но Фьору погладил по длинным светлым локонам, которые согласно обычаю заплели в две толстые косы. Вдова…

– Не сомневаюсь, он был бы не против. Расскажи мне, дорогая сестрица, как все произошло?

Вместо ответа Фьора разразилась слезами. Мия подошла к двери и резко распахнула ее.

– Ах, ты… подслушивать?!

Мария, с подносом в руках, только ахнула.

– Что вы, дана! Я бы никогда… я вот… горячее вино с пряностями…

Мия понимала, что вино можно было бы и быстрее принести, да и под дверью стоять не обязательно, но ладно уж…

– Поставь поднос и выйди вон. Еще раз увижу под дверью – уволю.

И сама, лично, закрыла дверь за служанкой. Потом повернулась в дядюшке.

– Горячего вина, дядя Джакомо?

– Пожалуйста, Миечка, поухаживай за мной…

Мия не стала спорить.

Она налила вино в бокал, лично поднесла дяде вместе с большим блюдом… кто-то понял, что гость будет голоден, и на подносе стояла тарелка с ломтями ветчины, сыра, хлебом…

Джакомо пил вино, жевал ветчину и оглядывался по сторонам.

Да, он здесь не был уже лет пять. Феретти, дом его предков… загаженный до предела. Обедневший, пыльный… тростник на полу! Боги, даже у него на полу – ковры! Хотя отец Катарины купец, и не из бедных!

А тут даны…

Но что с того титула, когда в кармане ветер свищет? Как второй сын в семье Джакомо должен был выбрать военную карьеру. Он мог пойти в гвардию, мог служить при дворе, но ему этого совершенно не хотелось.

Придворная жизнь дорогая. Где взять деньги? Каждый выкручивается по-своему.