Но вот старый священник… Подозрение о том, что отец Колумбан или немного знает о случившемся вчера событии, или догадывается, что Гунтер не просто «нездешний», а вообще не должен существовать, германца не оставляло. Шестое, так сказать, чувство…

Гунтер тотчас поймал себя на мысли, что был не прав, сравнив замок Фармер с гробом. Да, мрачноват, да, тяжел – впечатление тяжести особенно усиливалось, когда проходили возле каменистого откоса холма, из гребня которого вырастали темные серо-коричневые стены – нависла над тобой эдакая громадина, и мнится, будто камень вот-вот обрушится, покатится с обрыва неостановимой лавиной, придавит трех беззащитных перед такой мощью людей. А замок-то на самом деле совсем небольшой: Гунтер на глаз прикинул размеры и счел, что каждая сторона стены не больше семидесяти метров, а единственная башня, встроенная в северную стену – поднимается от основания до оконечья крыши всего метров на пятнадцать. Архитектурных излишеств, конечно, никаких. Все просто, грубовато, но добротно и крепко. Очень напоминает квадратную шляпную картонку, разве что очень большую и сделанную из булыжников. Вот интересно, внутри там каково? Посмотрим, посмотрим… Если, правда, барон де Фармер не прикажет тотчас гнать в шею нежданных гостей.

Дорога резко повернула налево и начала подниматься на холм. На этой стороне склона деревья были когда-то вырублены, и образовалась довольно обширная лужайка. Сейчас здесь бродило полтора десятка овец, за которыми никто не присматривал, кроме разве что громадного серого пса с обрезанными ушами, возлежавшего в позе сфинкса у самого края колеи, в запыленной траве. Пес проводил прохожих серьезным взглядом, чуть пригнув шею к траве, но не шелохнулся – люди вели себя тихо, на овец не покушались. Однако Гунтер расслышал, как в необъятной груди волкодава родился и моментально затих низкий грозный рык. Связываться с собачкой точно не стоило…

«Если папаша моего рыцаря прикажет спустить на нас свору таких мопсиков, – мелькнула у германца идиотская мысль, – пожалуй, даже с автоматом не отобьешься».

Но сэр Мишель, видимо, поняв – чему быть того не миновать, с вызывающим и одновременно смущенным выражением лица топал к воротам вслед за святым отцом. Холщовая ряса отшельника развевалась под ветерком, а сам он лукаво улыбался, надо полагать в предвкушении беседы с бароном Александром.

Сперва Гунтер решил, что ворота не охраняются. Одна из створок была закрыта, вторая же лишь слегка отворена, но проход был достаточно широк для того, чтобы человек мог войти внутрь. Ворота были невысоки, так что всаднику следовало бы пригибать голову, чтобы не расшибиться о камень арки. Гунтер со знанием дела отметил, что держать оборону ворот в случае нападения будет непросто. Ни тебе бойниц рядом со створками, ни надвратных башенок, удобных для лучников и стрельбы из арбалета. Просто стена с корявыми неровными зубцами.

Когда подошли совсем близко, стало видно, что над самой аркой прибит потускневший от времени, ветра и дождей деревянный раскрашенный щит с гербом барона – красно-сине-желтыми косыми полосами. Больше никаких изображений на щите не было. Гунтер хотел было спросить рыцаря, отчего герб настолько прост, но отец Колумбан уже стукнул пару раз кулаком в окованную проржавелыми железными полосами створку и громко воззвал:

– Pax vobiscum![6] Есть ли кто живой, чтобы встретить мирного служителя Господа и его благородных спутников?

Сэр Мишель насупился, а Гунтер неизвестно зачем перебросил автомат на грудь. Как ни странно, но ощущение холодного железа под пальцами придавало ему лишнюю уверенность.