Пока он это произносил, бывший в его руках хвост дернулся, да так сильно, что бортник не удержал его, и злодейка шмыгнула в кусты. Бортник погрозил ей вслед рукой.
– Нет, я тебе покажу, я тебе покажу. Ты думаешь, я какой простой мужик? Нет, я – бортник, я почище тебя колдовство знаю. Нет у вас такого права, чтобы из бороды косы плести.
Протерев глаза, бортник тоже подошел к холму и там, глядя на то возникающие, то исчезающие девичьи хороводы, спросил:
– Скажи, Добрита, почему ко мне все какая-то такая нечисть лезет, то кикимора, то лешаки, лохматики? Нет бы что-нибудь покрасивее, кому-то русалки попадаются.
– А ты, Бортята, пьешь много да по лесам много шатаешься.
– И прицепятся так ведь, что не отвяжешься.
– А ты потише, а то еще обидятся. Дружить со всеми надо, это ведь хорошо, что они тебя привечают.
– Уж очень беспокойно. Да и мне вот кажется, что они к меду пристрастились. Кто-то его у меня тайком потягивает. Вот как выпью, они сразу где-то и пошевеливаются.
– Это еще надо подумать, они ли? До твоего меду и без них много охотников.
– Тише, – попросили рядом. С вершины холма донесся звонкий голос Веснянки:
– Это еще что? – Бортник хлопал глазами. – Опять леший или кикимора? Наши девки как начнут плясать, землю разбудят, всех их растревожат – на кого только не наткнешься. Смотри, что за чудище! И меду вроде не много выпил. Нечисть страшная, но не кикимора, эту я хорошо знаю, вроде и не домовой…
Из толпы танцующих выбежал кто-то диковинный, в шубе, одетой наизнанку, на боках у него торчала солома, на шее и рукавах бренчали колокольчики[14].
Пели девушки, махая руками и прогоняя чудище.
Оно помчалось вниз, волоча за собой к подножию холма большой громыхающий мешок.
Чудище вправду оступилось и покатилось кубарем, за ним из мешка посыпались разбитые горшки, зернотерки, всякий сор. Внизу оно остановилось, шуба развернулась, и из нее выкатился измазанный сажей Светик. Бортник подхватил его на руки.
– Экой ты у нас стал!
Черепки и хлам, выпавшие из мешка, парни собирали в кучу.
– Сожжем это в первом весеннем костре[15]!
А девушки тем временем встали в круг около цветка.
– Гляди-ка, как расцветилось!
Теперь стало видно – все девицы по-весеннему нарядились. Разноцветный их хоровод казался снизу венком, надетым на холм. Он закрутился, завертелся.
– Красота-то какая!.. Как на подбор!
Чернобровый бортник подмигнул бабе, стоявшей рядом.
– Срамотник, скоро уж в землю, а все туда же, заглядывается.
– А как ты думаешь, отчего у меня мед такой сладкий? То-то и оно, кабы на них не дивовался, давно бы все скисло.
Словно вьюн водят, словно вьюн! Но вот девушки остановились на вершине.
– Веснянка, красавица, спой песенку!
Среди пестрой толпы пришедших к Ярилиной горке те, кто впервые попали на этот праздник, увидели, как в круг вышла девушка-подросток с русой косой. Она сначала стояла, опустив голову и держась рукой за горло, как будто силясь преодолеть что-то, а потом подняла просветлевшие глаза и… запела.
Танцующие опустили руки. Кто-то задумчиво вышел из хоровода, сел на поваленное дерево, кто-то прикрыл глаза, а один простоватый малый стоял, разинув рот. Где-то высоко-высоко в небе летел жаворонок… И от чистого, светлого голоса лопались первые почки.