Итак, в мундире щегольском
Ты скоро станешь в ратном строе
Меж удальцами удальцом!
О милый мой! Согласен в том:
Завидно счастие такое!
Не приобщуся невпопад
Я к мудрецам, чрез меру важным.
Иди! Воинственный наряд
Приличен юношам отважным.
Люблю я бранные шатры,
Люблю беспечность полковую,
Люблю красивые смотры,!
Люблю тревогу боевую,
Люблю я храбрых, воин мой,
Люблю их видеть в битве шумной
Летящих в пламень роковой
Толпой веселой и безумной!
Священный долг за ними вслед
Тебя зовет, любовник брани;
Ступай, служи богине бед,
И к ней трепещущие длани
С мольбой подымет твой поэт.
1819, <1826>

13

Он близок, близок, день свиданья,
Тебя, мой друг, увижу я!
Скажи: восторгом ожиданья
Что ж не трепещет грудь моя?
Не мне роптать, но дни печали,
Быть может, поздно миновали:
С тоской на радость я гляжу,
Не для меня ее сиянье,
И я напрасно упованье
В больной душе моей бужу.
Судьбы ласкающей улыбкой
Я наслаждаюсь не вполне:
Всё мнится, счастлив я ошибкой
И не к лицу веселье мне.
1819, <1826>

14

Поэт Писцов в стихах тяжеловат,
Но я люблю незлобного собрата:
Ей-ей! не он пред светом виноват,
А перед ним природа виновата.
1819, <1826>

15

Незнаю? Милая Незнаю!
Краса пленительна твоя:
Незнаю я предпочитаю
Всем тем, которых знаю я.
<1820>

16

Расстались мы; на миг очарованьем,
На краткий миг была мне жизнь моя,
Словам любви внимать не буду я,
Не буду я дышать любви дыханьем!
Я всё имел, лишился вдруг всего;
Лишь начал сон… исчезло сновиденье!
Одно теперь унылое смущенье
Осталось мне от счастья моего.
<1820>, <1826>

17. К<рыло>ву

Любви веселый проповедник,
Всегда любезный говорун,
Глубокомысленный шалун,
Назона правнук и наследник!
Дана на время юность нам;
До рокового новоселья
Пожить не худо для веселья.
Товарищ милый, по рукам!
Наука счастья нам знакома,
Часы летят! Скорей зови
Богиню милую любви!
Скорее ветреного Мома!
Альков уютный приготовь!
Наполни чаши золотые!
Изменят скоро дни младые,
Изменит скоро нам любовь!
Летящий миг лови украдкой —
И Гея, Вакх еще с тобой!
Еще полна, друг милый мой,
Пред нами чаша жизни сладкой;
Но смерть, быть может, сей же час
Ее с насмешкой опрокинет —
И мигом в сердце кровь остынет,
И дом подземный скроет нас!
1—15 января 1820

18

Где ты, беспечный друг? Где ты,
                                                   о Дельвиг мой,
         Товарищ радостей минувших,
Товарищ ясных дней, недавно надо мной
         Мечтой веселою мелькнувших?
Ужель душе твоей так скоро чуждым стал
         Друг отлученный, друг далекий,
На финских берегах между пустынных скал
         Бродящий с грустью одинокой?
Где ты, о Дельвиг мой! Ужель минувших дней
         Лишь мне чувствительна утрата,
Ужель не ищешь ты в кругу своих друзей
         Судьбой отторженного брата?
Ты помнишь ли те дни, когда рука с рукой,
         Пылая жаждой сладострастья,
Мы жизни вверились и общею тропой
         Помчались за мечтою счастья?
«Что в славе? Что в молве?
                                 На время жизнь дана!» —
         За полной чашей мы твердили
И весело в струях блестящего вина
         Забвенье сладостное пили.
И вот сгустилась ночь – и всё в глубоком сне,
         Лишь дышит влажная прохлада;
На стогнах тишина! Сияют при луне
         Дворцы и башни Петрограда.
К знакомцу доброму стучится Купидон —
         Пусть дремлет труженик усталый!
«Проснися, юноша, отвергни, – шепчет он, —
         Покой бесчувственный и вялый.
Взгляни! Ты видишь ли: покинув ложе сна,
         Перед окном, полуодета,
Томленья страстного в душе своей полна,
         Счастливца ждет моя Лилета?»
Толпа безумная! Напрасно ропщешь ты!
         Блажен, кто легкою рукою