– Так или иначе, – продолжал Прейзинг, – сведения поступили из недостоверного источника, да и без того поведение Слима Малука не давало ни малейшего повода усомниться в безупречном его происхождении. По всей форме усадил он меня рядом с дочерью Саидой на заднее сиденье французского лимузина, чьи мореходные качества на разбитых мостовых Туниса вызвали у меня в памяти скачку на верблюде – впрочем, о верблюдах несколько позже, – перебил Прейзинг сам себя. – Слим Малук захлопнул за мною дверцу, а сам сел за руль стоявшего совсем рядом, но не замеченного мною внедорожника. Прижав трубку к уху и обворожительно сделав нам ручкой, он умчался прочь. Мы увидимся снова лишь вечером. К глубочайшему сожалению, как он меня уверял, ссылаясь на исключительную занятость, но зато Саида позаботится обо мне и проводит в один из находящихся в ее ведении отелей, предоставив мне там кров на первую ночь.

Жестом, исполненным достоинства и развеявшим мои последние сомнения относительно семейства Малук, указывала мне Саида на достопримечательности, которые проплывали за тонированными автомобильными стеклами. Краешек Тунисского озера, несколько метров авеню Хабиба Бургибы, супермаркет Magasin Général, какие-то диковинные двери. Я с интересом крутил головой. Так, будто вижу все это впервые. Малуку необязательно знать, что около года назад я уже провел несколько дней в Тунисе по приглашению Монсефа Дагфуса, его конкурента.

Машина остановилась на одной из улочек близ Place de la Victoire перед выбеленным известью четырехэтажным зданием с синими оконными ставнями, со множеством стройных колонн и узорной кладкой в мавританском стиле. Дверца автомобиля открылась, и Саида объявила: L`Hôtel d`Elisha. Ах, Элисса, известная также под римским именем Дидона, основательница и правительница Карфагена…

– Ах, Дидона… – Прейзинг с видом знатока сложил губы трубочкой и вновь замедлил шаг. – Из всех богов, из всех богоподобных, – затянул он, – Дидона для меня всегда была милейшей, а то и самой близкой. Дидона, ради блага отечества, хотя ты со мной согласишься, что Карфагену как империи более подходит определение «родина», а не «отечество», – тут Прейзинг обернулся ко мне, – ради блага отечества настойчиво призывавшая принять смерть добровольно или же заплатить жизнью за неповиновение. А когда пришел ее черед, когда брак с царем Ярбом – и деспотом, и малодушным, отпрыском нимфы ливийской, уроженки страны гарамантов, и Юпитера-бога – мог бы предотвратить штурм Карфагена, царица недолго медлила, она велела сложить и разжечь погребальный костер, как это запечатлено на одной из душераздирающих иллюстраций в Vergilius Vaticanus, в Ватиканском Вергилии, и на полыхающем костре вонзила меч себе в грудь. Из этого, – продолжал Прейзинг, растопыренной ладонью мягко подталкивая меня в спину, как будто это я встал посреди дорожки, – следуют кое-какие выводы и для деловой жизни. Если руководитель обращается с призывом, то в первую очередь сам обязан ему следовать. Если расходы на копирование слишком велики и приходится призывать к бережливому использованию копировальной техники, то и самому надо копировать меньше, а уж коль не получится, так не копировать вовсе.

Итак, он насвистывал первые такты посвященной Дидоне оперы Перселла, когда администратор Саида Малук вела его в L’Hôtel d’Elisha, упорно называемый им отелем «Дидона» – L’Hôtel Dido, – ведь именно под таким именем любезная царица известна была своему народу. Все мавританское осталось за пределами этого космополитического бутик-отеля, запечатленного в разных глянцевых журналах под рубрикой «Заповедные уголки». В интерьере довлели рустованный цемент, шероховатые стены и полы сизого оттенка попеременно с темным дощатым настилом, на котором размещались, предлагая присесть, какие-то интересные предметы мебели. Украшением стен служили немногочисленные изображения Дидоны из разных эпох.