Я взяла в руки свою тарелку, чтобы отнести её в раковину.

– Хороший завтрак, – сказал он спокойно, его голос был ровным, но в нём что-то вибрировало. – Вы всегда всё делаете идеально?

Я замерла на секунду, но тут же взяла себя в руки.

– Спасибо, стараюсь, – ответила я, поставив тарелку в раковину и повернувшись к нему.

Макс снова улыбнулся. Эта улыбка была лёгкой, почти невинной, но в уголках глаз я увидела что-то, что заставило меня напрячься.

– Наверное, у вас нет времени на ошибки, верно? – продолжил он, и в его голосе промелькнула та самая интонация, от которой я чувствовала, как воздух становится гуще.

– На работе – нет, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.

– А в жизни? – Он поставил чашку на стол и посмотрел прямо на меня.

Моё дыхание сбилось. В этой простой, невинной фразе была скрытая провокация. Он говорил не о жизни. Он говорил о той ночи.

Я замерла у раковины, чувствуя, как слова Макса проникают под кожу. Его голос был спокойным, без намёка на волнение, но каждая фраза казалась ударом, который я старалась не показать.

Я повернулась к нему, намереваясь сказать что-то резкое, чтобы прекратить эту скрытую игру. Но его взгляд уже поймал мой.

– А в жизни? – повторил он свой вопрос, чуть наклоняя голову набок.

Я напряглась.

– Я не понимаю, о чём ты, – ответила я, с трудом сохраняя холодный тон.

Макс усмехнулся. Легко, непринуждённо, будто мои слова только подтвердили то, что он и так знал.

– Понимаешь, – сказал он, его голос стал чуть ниже, почти интимным. – Ты просто не хочешь отвечать.

Я сжала руки в кулаки, чувствуя, как поднимается волна раздражения.

– Макс, я предпочитаю, чтобы мы общались на более… нейтральные темы. – Я сделала шаг ближе к столу, опираясь на спинку стула, чтобы скрыть дрожь в пальцах.

– Конечно, – кивнул он, снова беря чашку с кофе. – Но тогда возникает вопрос: почему ты так напряжена?

– Я не напряжена, – отрезала я, чуть резче, чем следовало.

– Правда? – Он поставил чашку на стол, и его взгляд стал жёстче, более проницательным. – А мне казалось, что ты избегала смотреть на меня весь завтрак.

– Это не так, – ответила я, но мой голос прозвучал неубедительно.

Макс чуть подался вперёд, опираясь локтями на стол. Его улыбка исчезла, уступив место чему-то более серьёзному, почти хищному.

– Знаешь, – начал он, – я думал, что ты жалеешь. Но, похоже, дело в другом.

– О чём ты говоришь? – Я почувствовала, как моё сердце забилось быстрее.

– О том, что, может, ты боишься не того, что это случилось, – его голос стал ещё тише, почти шёпотом. – А того, что ты хочешь, чтобы это повторилось.

Моё дыхание сбилось.

– Ты… – я резко выпрямилась, но не нашла слов.

Он снова откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. Его взгляд был спокойным, почти насмешливым, но в глубине горела искра вызова.

– Ты ведь это знаешь, Юлия. Мы оба знаем.

Моё имя, произнесённое им, прозвучало как удар. Я почувствовала, как жар поднимается к лицу, как горло сжимается.

– Я не собираюсь это обсуждать, – сказала я твёрдо, резко отворачиваясь.

– Конечно, – ответил он легко, но я знала, что в этом "конечно" скрывалась очередная провокация.

Я сделала шаг к двери, но его голос остановил меня.

– Тебе ведь придётся смотреть мне в глаза. Каждый день.

Я остановилась, не оборачиваясь. Его слова были словно предупреждение, словно он уже знал, что я никогда не смогу избавиться от этого напряжения.

– Только не забывай, Юлия, – продолжил он. – Я ни о чём не жалею.

Я стиснула зубы и вышла, чувствуя, как мои ноги дрожат, а внутри разливается гремучая смесь гнева и стыда.