Оливия задумалась: Ольга Вишневская скончалась от двусторонней пневмонии зимой того же года. Ее смерть, судя по всему, еще больше сплотила отца и дочь – они служили друг другу опорой, веря, что до конца будут неразлучны.

Где-то за спиной скрипнул паркет.

– Ах вот что вас задержало. – Зоя подошла к столу и протянула руку к снимку. Из-под манжета короткой вспышкой сверкнули лиловые камни. – Это один из любимых кадров папы. Я тогда победила в гимнастическом состязании, и обо мне написали все парижские газеты!

Актриса провела пальцами по фотографии с такой нежностью, с какой касаются лица любимого человека, боясь нарушить его безмятежный утренний сон.

– Его распирало от гордости, – продолжила она, – после маминого ухода я стала средоточием всех его смыслов. Впрочем, так было всегда… Знаете, в отцовской любви кроется подвох. Когда ее мало, мы никак не можем поверить в себя, в свою женскую силу, а когда слишком много, начинаем ожидать от других того, что они не в состоянии нам дать. Думаю, ни один из моих браков не состоялся потому, что в каждом муже я пыталась разглядеть отца. Нет, я не искала опеки, не пыталась переложить на другого ответственность, не вела себя как избалованный ребенок. Я просто ждала того же приятия, которое в детстве мне ничем не приходилось заслуживать. Моим успехам отец всегда радовался, но в душе я знала, что и в случае провала он будет на моей стороне – не станет читать нотаций, давать запоздалых советов, разбирать ошибки, а просто утешит и поймет… Это так важно в жизни, правда?

Оливия замешкалась – что тут ответишь? Зоя выходила замуж несколько раз, и все ее мужья были немолодыми состоятельными людьми. Счастья и «приятия» ей это не принесло. Наверное, поэтому теперь она окружала себя юнцами, которые, впрочем, тоже постоянно ее разочаровывали.

Следующие два часа пролетели быстро – устроившись в гостиной, они перебирали фотоархив. С каждым его снимком был связан какой-нибудь эпизод из жизни Вишневских.

Оливия слушала Зою, думая о том, как изменилось ее представление об актрисе за прошедшие сутки. Вместо стареющей дивы, помешанной на украшениях, какой изображали Зою журналы, перед ней сидела привлекательная, просвещенная женщина, которую после смерти отца любовь упрямо обходила стороной.

Пообедать они решили в маленьком бистро на окраине, где подавали всего три блюда: морские гребешки в сливочном соусе, два вида устриц и рыбный суп с гренками. Родион ждал ее за столиком у окна. Сидя спиной к залу, он задумчиво созерцал, как надвигается на город каравелла грозовых облаков.

Оливия беззвучно подошла к нему сзади и обняла за плечи.

– Почти не видимся в последние дни, соскучилась…

Он прижался щетинистой щекой к ее руке и ничего не ответил.

– Знаю, что ты не одобряешь всю эту затею, но я не могла отказать Габи. И, если честно, потраченного времени мне не жаль – Вишневская оказалась невероятной собеседницей, – добавила она, понимая, что Родион на нее обижен. В последнее время ее часто не было дома: и в будни, и в выходные приходилось бегать по редакционным поручениям, а по ночам наверстывать пропущенное в университете. Он поехал с ней в Довиль за компанию, надеясь, что она сумеет выкроить хоть немного времени, чтобы побыть вдвоем…

– Расскажи мне лучше, какие у нас планы на оставшуюся часть дня, – в его голосе не прозвучало эмоций, что лишь усугубило ее чувство вины.

– Сегодня вечером – авторский вечер Джибладзе. Может, мне удастся попасть за кулисы и взять у него блицинтервью…

– А почему бы тебе не попросить о помощи Зою? Она всех знает в этом замкнутом мирке, ей не откажут.