«А мы уже знакомы».

И мне прилетел запрос от него в друзья. Фоток у него было мало, но на паре фотографий трёхлетней давности можно было разглядеть лицо. Я так и замерла с открытым ртом. Это же Тимофей Клячин – мой одноклассник. Его все в гимназии называли Клячик, но он никак на это не реагировал. Тимофей в принципе ни на кого не реагировал. Этакий тихушник-пофигист, хотя его никто и не буллил, да и в школе он появлялся редко. Не помню, чтобы Тимофей с кем-то близко дружил. Он низкого роста, наверное, самый маленький мальчик в нашей параллели, темноволосый и незаметный. В школе вообще не отсвечивал. Сидел на последней парте с Марком Захарченко – с таким же тихоней и заикой. А я с Тимофеем и не общалась близко ни разу, если только по учёбе мельком.

Я чувствовала себя дурой, накатило какое-то разочарование. Хотя, как я могла догадаться, что это он, если общих друзей, кроме классной руководительницы, у нас и не оказалось.

«Шифруешься? Никогда бы на тебя не подумала», – написала я.

«Типа того. Узнала теперь?»

«Тимофей. Это было неожиданно».

«Так что насчёт погулять? Можно в кино сходить, но завтра».

«Ты меня типа приглашаешь на свидание?!»

До этого меня никто в кино не приглашал и на свидания не звал. Мы иногда выбирались в кино и театры с Ингой. А один раз в прошлом году даже ходили с её парнем и его другом. Но запах плесени отбил у меня желание встречаться с другом парня Инги.

«Называй это как тебе хочется) Так пойдёшь со мной?»

А впрочем, что я теряла? Инга теперь пропадала у своего Дождика, кроме уроков и подготовки к ЕГЭ делать особо нечего. Дома вечно мама с мелкой Сонечкой, покоя никакого. Поэтому думала я недолго и согласилась.

«Тогда давай завтра в два около Маяка. Сможешь?» – писал Тимофей.

«Ок».

Я думала, что он ещё что-то напишет, но он тут же пропал из сети.

Инга молчала, хотя прошло уже часа четыре, как я убежала из тату-салона. Мне хотелось поделиться с ней новостями, интересно было узнать, что она думает о свидании с Клячиком. Но подруга будто пропала. И мне оставалось лишь делать уроки.

Хотя третья четверть одиннадцатого класса – это уже время не уроков, это постоянная гонка и нервотрёпка, сплошные Всероссийские проверочные работы и подготовка к ЕГЭ. У меня половина класса сидела на успокоительных, другая, скорее всего, тоже сидела, но упорно отрицала этот факт.

А я, человек, который только в прошлом мае соскочил с антидепрессантов, уже подумывала, не вернуться ли к приёму препаратов. Уж слишком учителя нагнетали обстановку перед экзаменами, и вся параллель одиннадцатиклассников была будто на взводе.

Дело в том, что наша гимназия считалась элитной. Когда под боком отгрохали огромный жилой комплекс, для него построили гимназию и позиционировали её как суперинновационную и продвинутую. И это было действительно так, на основе гимназии работали кванториум, сотня различных кружков, да и оснащение у школы было на высшем уровне.

Что мне нравилось больше всего – что акцент был сделан на учёбе. Среди учеников практиковались рейтинги, поощрялось участие в олимпиадах и соревнованиях. Появилась целая стена почёта достижений учеников и проходили постоянные награждения лучших из лучших. В такой школе хотелось учиться, и учиться хорошо. Но в какой-то момент это стало просто гонкой за оценками. Учителя и руководство нагнетали и нагнетали. В итоге атмосфера получилась нездоровой, ученики нервничали, переживали за каждую оценку. Тема с награждением отличников превратилась в пафосную показуху.

А из распределения в десятые профильные классы сделали какую-то борьбу за выживание. Судьбу могли решить десятые доли балла в школьном рейтинге. В старшие классы набиралось всего пять классов с усиленными профильными предметами.