Я согласился.

Несколько дней уделили поиску дома, а удача пришла с неожиданной стороны. Купец Иван, узнав о наших хлопотах, предложил дом. Знакомый его, человек солидный, при штурме татарами города был ополченцем и погиб. Вдова его собиралась дом продать и переехать во Владимир, к родне.

Мы осмотрели дом, и он нам понравился. Денег, к сожалению, ушло больше, чем мы рассчитывали, но и дом получили великолепный. В два поверха, низ каменный, верх деревянный, конюшня, участок большой. Можно сказать – особняк.

Ленка восхищенно бродила по дому, прикидывая, как его обустроить.

Через несколько дней мы уже сыграли свадьбу, обвенчались честь по чести в Михайло-Архангельском соборе. Народу на свадьбе было не очень много – я еще не успел обрасти друзьями.

Гуляли долго – три дня, после которых я не мог смотреть на еду, а от упоминания о вине тошнило. Кстати, после изрядной выпивки на второй день меня потянуло на песни. Развлечений в те времена было немного – скоморохи, бродячие музыканты с жалейками, гудками и балалайками. И неожиданно я запел «Скажи мне правду, атаман, скажи скорей, а то убьют…» из репертуара Тани Булановой. Гости, не избалованные песнями, прослушав, всплакнули, потом потребовали продолжить. И я спел из моего любимого Кипелова:

Восторг был полный.

Потом я пел другие песни – те, что смог вспомнить полностью, даже из «битлов» парочку на английском. Языка, конечно, никто не знал, но мелодия понравилась. Гости пустились в пляс, а женщины всплакнули:

– Не иначе как про любовь.

Короче – вечер удался, и, к своему удивлению, я обнаружил, что и авторитет мой сильно вырос. А как же – мечом каждый третий владеть может, а песни петь – туго с этим было. Нет, песни пели, но частушки или напевные, хороводные, чаще – жалостливые или песни-былины, иногда нескладные.

Жизнь в нашем семейном гнездышке стала потихоньку налаживаться. Я работал у Ивана, и жена моя, Елена, пристроилась там же – портнихой. В немногие свободные дни я постепенно перетаскивал ценности из затопленного сундука в дом. Когда все золото и серебро в виде изделий перекочевало в мой сундук, я попробовал прикинуть вес. Ого! Не меньше двух пудов золота и трех – серебра. Наверное, столько ценностей не было и у Крякутного.

Часть серебра я решил переплавить, сделав подобие гривен. В торговле в ходу были медные и серебряные монеты, золото – совсем редко.

Я построил во дворе из камней подобие маленького горна, соорудил меха и, прикупив угля, приступил к работе. Под уголь наложил наколотой лучины, затем – сухой мох и только потом стал чиркать кресалом. Медленно загорелась лучина, вспыхнул мох, и очень неохотно загорелся уголь. Длительная, однако, процедура.

Выждав, когда уголь загорится, я стал поддувать воздух мехами. Пламя заревело, и серебро начало плавиться. Вылив в приготовленную форму расплавленный металл, я с удовольствием потом подержал в руке еще теплую отливку. Конечно, были дефекты – как заниматься литьем, я еще толком не знал. Счистил ножом облой – получилось совсем неплохо. Гривна выглядела как настоящая – да она и была настоящей, из полноценного серебра. Взяв на денек у Ивана гривну, я подогнал свою по весу. Можно сказать – готово.

Через несколько дней я решил повторить плавку. Наложил в горн угля, взялся строгать лучину из сухого полена. Пальцы стало покалывать, так бывает, когда отлежишь руку. С чего бы это? Чувствительность сохранена, но у кончиков пальцев раздается легкое потрескивание, навроде того, как будто снимаешь шерстяную вещь. Отойдя на пару шагов, я глубоко вздохнул; отбросив посторонние мысли, сосредоточился и протянул правую руку к горну. Раздался треск, какой бывает, когда снимаешь наэлектризовавшуюся синтетическую одежду, с пальцев соскочил клубок синего пламени и ударил в горн. Уголь мгновенно вспыхнул – даже без горящих лучин и мха. Я подул на слегка обожженные пальцы, кончики их покраснели. Ни фига себе! Так ведь можно попробовать поджечь и что-нибудь другое.