— Ты случайно не офигел?

— Я? – Андрей так искренне удивился, но я-то знаю, что он – тот еще язва. — Если и офигел, то не случайно, киса, – подмигнул он мне.

Неисправим.

— Руки-ноги есть? Вот своими руками и отдраивай свой дом, а ногами топай отсюда. Посыл ясен?

— Что ж ты злая такая? – Андрей пригладил волосы. — У вас в деревне какое-то поветрие? Вирус? Это заразно? Куда ни посмотрю, всюду психбольница. Точно не хочешь убраться у меня? Смотри, больше предлагать не буду, другие желающие найдутся.

Я вздохнула. Нет, ну что за человек такой?!

Только Булатов мог явиться ко мне без приглашения, и позвать заняться клинингом. Ведет себя как барин с холопкой, еще и забыл меня. Меня! Это вообще оскорбительно, ведь не так уж сильно я изменилась… наверное.

Я всегда хотела быть поваром, с самого раннего детства. Первым моим воспоминанием было то, что я, совсем еще мелкая, наблюдала за мамой. Мне года три было, если не меньше, а я до сих пор ту мамину улыбку помню, адресованную мне. И аромат вафель, которые мама делала в тот день. И даже вафельницу нашу помню – белую, похожую на чемоданчик, очень старую. Мне это магией казалось – то, как мама из неказистых на вид продуктов приготовила такие вкуснющие и ароматные вафли.

Мммм!

Мама и меня научила их делать, и как только я читать научилась, начала изучать кулинарные книги, мамину тетрадку с рецептами. И от кухни меня было просто не оторвать. Всегда твердо знала, что поваром буду – самым лучшим поваром! И звезду Мишлен ресторану, в котором буду работать, добуду именно я. И благодарные посетители ресторана будут постоянно звать меня, чтобы поблагодарить.

А потом я повзрослела. Нет, любить готовить я не перестала – это ведь искусство, но ту еду, что я готовила, я еще и пробовала. Плюс гормональный всплеск, и здравствуйте, двадцать лишних кило. Мы вас ждали, но мы вам не рады. Бабушка, папина мама, вздыхала по моей фигуре наравне со мной, и сетовала, что женщине нельзя поваром быть – это ни маникюра нормального, порезы, да еще и полнота.

А потом папа забрал нас в Екатеринбург. На целый год, чтобы филиал открыть и настроить его работу. И я пошла учиться… на юридический. Полненькая, стесняющаяся саму себя девчонка. В балахоны одевалась как у Примадонны, чтобы фигуру спрятать, за волосами половину лица скрывала, но от легких насмешек это не спасало. И это было обидно, хотя надо мной не издевались. Зубоскалили – да, поддевали, но не гнобили.

В школе ведь меня все любили, мы взрослели вместе, а тут новый город, все незнакомые. Я себе самой страшной на свете казалась. Особенно, когда Андрея увидела – красивый, мускулистый, популярный. Девчонки рядом с ним крутились – все как на подбор, и я в этот подбор не вписывалась. Это как беляш положить рядом с пучками сельдерея, и спросить: «Угадай, что лишнее?»

Лишний – беляш. Я.

Тогда я плюнула на балахоны, и перестала отвечать улыбкой на насмешки. И именно когда я стала язвой, Андрей вдруг начал меня замечать. А потом… потом случилось потом. Юридический я бросила, как и сам университет. Перевелась в кулинарный, и постаралась забыть Андрея.

Только не забыла, как оказалось

А вот он забыл. За уборку десять тысяч предлагает. Ох, я сейчас пошлю его! Ох, я… хм, так, стоп.

— И большая уборка нужна? Не генеральная, случайно? – спросила я невинным голоском.

— Да там немного, мусор прибрать и полы вымыть. Уговор? – Андрей протянул мне ладонь, где между двумя пальцами зажато две пятитысячных купюры.

— Идем, – усмехнулась я, и деньги взяла.

А вот руку не пожала, улыбнулась ему насмешливо, мысленно потирая ладони.