Сейчас на эти стразики бабушка смотрит в шоке, а я давлю рвущийся наружу смех.

Дед же, крякнув, хлопает себя ладонями по коленям и зовет к столу, водрузив на стол большую пузатую бутылку с темным содержимым.

— Домашнее. Сам делал, — поясняет, снимая пробку.

Я отказываюсь от алкоголя, так как в принципе не люблю и выпиваю лишь по большим праздникам. Сегодня, конечно, повод особенный, но моя интуиция вопит в три горла, что я обязан быть трезвым, как стеклышко.

Раз обязан, значит, буду!

Маринка вино пробует и осушает стакан в несколько глотков.

— Ты бы, Мариночка, осторожнее, — советует бабушка. — У деда винцо коварное: голова ясная, а ноги могут подвести.

Но куда там? Моя девушка прикладывается ко второму стакану, а третий я ловко отбираю, вручая ей торжественно кружку с компотом.

Она весело хихикает и принюхивается. Да-да, запах одинаковый, только в этом нет градусов.

Разговор, естественно, крутится вокруг нас. Бабушку интересует всё. С родителями они новостями обмениваются регулярно, а моя личная жизнь закрыта максимально. Пожалуй, только отец и в курсе Савельевой, так как сам же и способствовал нашему сближению. Ещё мама, но ей Маринка не нравится, и она сводит все встречи к обязательному минимуму, стараясь меньше разговаривать и больше переводить темы на какие-то общие вопросы.

Соответственно, бабуля задаёт вопросы с пулемётной очередью: где учится Савельева, на кого, какие планы, мечты, идеи. С каждым таким вопросом Маринка глупеет на глазах и только вздыхает, толкая меня локтём.

А почему? Потому, что мечты и планы у нее самые приземленные: не работать, путешествовать и тратить папины, а в перспективе общие денежки двух семейств. Короче говоря, вести образ жизни такой же, какой ведет её мать.

— Выйду, проверю, как она там, — через часа два примерно Савельева выходит и не появляется, а я обозначаю своим, куда отлучаюсь.

Дед только начал рассказывать про машину, которую купил недавно, и мне очень хочется послушать, а потом и рассмотреть.

У отца «мерс», а у меня пока моцик, но большего (пока) и не надо. Здесь я собираюсь рассекать на дедовой «бэхе».

— Там весело, — моя девушка находится очень быстро.

Сил хватило дойти до гамака и упасть в него, схватившись за сетку.

Гамак натянут между двух старых яблонь и я невольно улыбаюсь, вспоминая о том, как мы любили с Генычем в нем валяться. А один раз усадили в гамак Василису и накормили конфетами. Криков было, когда у неё по всему лицу пошли красные пятна! А Крокодил все равно считал её тогда очень красивой. Сколько же нам тогда было лет? Уже не помню. Но однозначно было весело и есть, что вспомнить.

— О чём ты думаешь? — врывается в воспоминания Маринин голос. Спрашивает тихо и как-то грустно что ли…

— Ни о чём, — улыбаюсь. — Просто гамак из моего детства ещё, прикинь?

— Да неее, новый. Кто же двадцать лет хранит вещи?

— Мои хранят, — подхожу к стволу, где около крюка на дощечке, держащем сетку, видны царапины. — Точно мой.

На деревяшке мстительной рукой Наташки, моей сестры, гвоздем нацарапано «А + В = Л». Потом «Л» зачеркнуто и уже мной жирно написано поверх «Н». Ненависть типа.

— А тебе правда здесь нравится?

— А тебе? — удивленно смотрю на Савельеву.

— Нравится, но… Это же деревня, Андрюш. Я думала, море, курорт… А тут настоящая деревня. Ещё хорошо, что животных нет.

— Есть, — прячу смешок. — Ты их пока не видела.

Шок? Пожалуй, именно он отражается в расширившихся зрачках.

— Пусть деревня, — с некоторой обидой произношу, — но она круче всяких Болгарий. Ты еще не распробовала просто. Пойдем пить чай, а потом я тебе всё покажу.