Вот тут мы и подходим к тому, в чем мы видим главное отличие плехановской методологии от ленинской, к тому, что мы считаем самым существенным недостатком плехановской теории.

Плеханов полагает, что содержание выбора, перед которым стоит Россия в 1917 году (как, впрочем, и вся мировая история), это: капитализм или социализм? И если вы «разрываете с интересами капитала» – значит, вы вступаете в пространство социализма. Еще раз: «Капитализм или социализм? Третьего не дано!».

А вот согласно Ленину – дано! Дано – и третье, и четвертое, и пятое, и десятое… И «разрыв с интересами капитала» вовсе не означает обязательного вступления в мир социализма. Могут быть и другие, весьма сложные социальные образования некапиталистического и несоциалистического типа. И вообще альтернатива, стоящая перед Россией, отнюдь не заключается в выборе «капитализм или социализм». «Капитализм» для России был бы большой бедой – и для трудящихся классов, и для общества, для страны в целом. Ведь именно возникшие русские монополии, их эгоистические, корыстные интересы толкнули страну на гибельный для нее путь – в мировую войну, чуждую интересам подавляющей части российского общества. Именно капитализм, пренебрегающий общественными интересами, в союзе с классом помещиков и коррумпированной бюрократией вел страну к национальной катастрофе. Утверждение капитализма было бы большим бедствием для России.

Ситуация, в которой оказалась Россия в 1917 году, выглядела следующим образом: капитализм – реакционен, социализм – невозможен. А что вместо? Уже сама эта постановка вопроса отличала ленинскую позицию от плехановской. Она толкала к поиску новых, своеобразных путей реформирования общества, обусловливала новый виток развития теории.

Ленин видит задачу не в том, чтобы реализовать одну из моделей социального устройства («капитализм», «социализм»), затвержденных в марксистском учебнике Каутского (в соответствии с идеями Маркса и Энгельса), а в том, чтобы найти путь к такому социальному устройству, в котором бы наиболее полным образом, в соответствии с возможностями данной исторической эпохи, удовлетворялись интересы широких слоев трудящихся, интересы эксплуатируемых и угнетаемых классов. И из этого, из требований живой жизни, из конкретики социально-классовой борьбы своего времени, а не из общих схем Маркса – Энгельса – Каутского следует формулировать революционные задачи и лозунги социально-преобразовательной деятельности.

При этом Ленин вовсе не отбрасывает те общие формационные схемы, начертанные классиками марксизма. Они ценны – как предельно широкие, социально-философские абстракции, как выражение наиболее общих тенденций развития всемирной истории. Да, человечество, да, всемирная история стоит перед этой альтернативой: капитализм или социализм. И для человечества, для трудящихся масс выбор, в общем-то, ясен: социализм! Но…

Но в разных странах, в разных регионах мира, различающихся (подчас – очень существенно) своей экономической, политической, социальной и культурной спецификой, своим местом в мировой системе отношений, движение к социальным идеалам и социальные формы, в которых происходит это движение, с необходимостью принимают весьма и весьма специфические формы, не сводящиеся к «классическим» схемам.

Наиболее полное, классически изложенное представление о такого рода методологии социально-преобразовательной деятельности дано в одной из последних ленинских работ – «О нашей революции», где Ленин противопоставляет свою теорию и свою методологию методологии и теории меньшевистски-плехановского типа.