– И чего вы от меня хотите, Монкур? – наконец спросил герцог Кассельский.

Слуга в последний раз взмахнул бритвой, вытер Монкуру лицо и отошел.

– В проливной дождь человек ищет самое раскидистое дерево, чтобы укрыться под его ветвями. В северной части Франции нет никого сильнее, могущественнее и решительнее вас. Вы, сударь, подобны кряжистому дубу. Спасаясь от рукотворной непогоды, устроенной королем и его двором, я поспешил сюда в поисках защиты. Я готов стать вашим слугой.

– Слугой, – повторил герцог Кассельский и щелкнул пальцами.

Монкур встал.

Из сумрака выступили еще несколько дворян, которые встали рядом с герцогом. Одни смотрели на Монкура с жалостью, другие – со страхом, а иные – с нескрываемым отвращением.

– Полюбуйтесь на новый закон вашего короля, – сказал герцог Кассельский. – Истинного аристократа лишают титула и прилюдно унижают. Втаптывают в грязь репутацию человека, чей род является одним из краеугольных камней в фундаменте нашей страны. Не так давно мы все знали, кто есть кто, а теперь… теперь мы должны доказывать наше происхождение. Нас уподобляют нищим, вынужденным петь на улицах, дабы заработать себе ужин!

Аристократы одобрительно зашептались.

– Все эти, с позволения сказать, новшества глубоко ранят мне душу, – продолжал герцог Кассельский. – Как вы знаете, я всегда с почтением относился к королю. Однако нынче Людовик заявляет: «Франция – это я». Нет, ваше величество. Франция – это мы. Положение, в каком очутился наш друг Монкур, есть не что иное, как королевское послание каждому из нас. И очень скоро король получит ответ.

Слуга принес одеколон и побрызгал на Монкура, пытаясь приглушить зловоние давно не мытого тела. Второй слуга расчесал ему спутанные волосы.

– Король устроил себе площадку для игр, – сказал герцог Кассельский. – Он буквально одержим Версалем, забывая все и вся. Если мы сумеем уничтожить эту королевскую забаву, король очнется и освободится от своего наваждения. Тогда Версаль вернется к прежнему запустению, король возвратится в Париж, а мы вновь почувствуем себя хозяевами своей жизни и своих земель.

Мишель положил мушкет на стол возле камина.

Монкур поглядел на оружие, затем на своего нового господина:

– Никак вы намерены убеждать короля силой?

– Он потерял рассудок. Никакие разумные доводы не возымеют действия. Вы просили меня о защите. Искали моего покровительства. Я не ошибся, Монкур?

– Отныне я всей своей жизнью служу вам, мой господин.

Герцог Кассельский кивнул:

– Иного вам не остается.

Сады Версаля расширялись с каждым днем. На одной из садовых террас поставили стол, за которым сидел Жак, придирчиво осматривавший тех, кто желал стать королевским садовником. Таких набралась целая очередь. Сам охотничий замок было не узнать. Он оброс строительными лесами, превращаясь в королевский дворец. Каменщики выкладывали все новые ряды кирпичей, раздвигая и продолжая стены будущего дворца. На громадных строительных поддонах лежали мраморные плиты, которыми тотчас же облицовывали свежие стены. Поскрипывали лебедки. Кричали десятники, отдавая распоряжения рабочим.

К столу подошел немолодой, плохо одетый человек. Чувствовалось, что он полон надежд. Щуря старческие глаза, он смотрел на Жака. Жак первым делом осмотрел руки претендента.

– Мне нужны люди, способные копать землю, а не те, кого впору туда самих укладывать! – сердито проворчал Жак. – Видишь эту руку? – спросил он, вставая из-за стола. – В битве при Сен-Готарде эта рука уничтожила десятерых врагов.

Размахнувшись, королевский садовник вдруг влепил старику затрещину.