Среди посетителей Карусели тканей, конечно же, были и Беатриса с Софи. Софи шумно восхищалась шляпами с перьями и кружевными перчатками. Беатриса старалась наряжать дочь изысканно, полагая, что каждому драгоценному камню непременно требуется и соответствующая оправа. Материнское сердце грели восхищенные взгляды, бросаемые на Софи придворными.

– Мужчины обожают войну, – шепнула дочери Беатриса, когда Софи разглядывала платье из золотистого шелка. – Но они сражаются шпагами, а мы – нашей красотой. Цель в обоих случаях одна. Завоевание.

– Я хочу это платье, – сказала Софи.

– Тебе понадобится не только платье. К нему нужен браслет с филигранью и бриллиантовое колье.

– Где же взять столько денег?

– Об этом позволь беспокоиться мне. А твоя забота – обеспечить мне короля.

У входа в павильон случилось нечто, на время затмившее великолепие Карусели тканей. Все, кто находился поблизости, поворачивали головы и глазели на то, чему не находили объяснения. В павильон только что вошли Шевалье и Филипп. Брат короля был в великолепном женском платье ярко-красного цвета с серебристой отделкой. На щеках Филиппа лежал слой румян. Видавшие виды придворные и те были ошеломлены. Что же тогда говорить об окрестных дворянах и их женах! Большинство зрителей молчали. Кое-кто рукоплескал. Многие беспокойно переглядывались.

Подойдя к Филиппу, Маршаль подал ему вышитый платок. Увидев это, Шевалье торопливо повлек Филиппа в сторону. Их променад продолжался. Филипп двигался с достоинством, держа голову высоко поднятой.

Несколько мальчишек-подростков, в силу юного возраста и недостаточного знакомства со светским этикетом, прыскали в кулак за спиной у странной пары. Их настроение передалось взрослым, которые начали перешептываться. Чувствовалось, что явление Филиппа в женском платье вызывало у них не только изумление, но и неприятие.

Еще через какое-то время послышалось хрипловатое хихиканье, быстро переросшее в громкий смех. Филипп обернулся и увидел мужчину средних лет, потрепанного сражениями. Глаза воина, однако, не смеялись, оставаясь жесткими и суровыми.

– Изволите насмехаться надо мной? – поджав губы, спросил Филипп.

– Как тут не смеяться? – спросил вояка, в голосе которого сквозило презрение. – Вы же позорите короля.

Знать разинула рты. Швейцарские гвардейцы подошли ближе, готовые вмешаться.

– Насмехаясь надо мною, вы насмехаетесь над моим братом, – заявил Филипп. – Стало быть, вы – предатель.

– Я участвовал в сражении при Сен-Готарде и бил турок во славу нашего короля. Это вы тоже назовете предательством?

– Я говорю о вашем поведении здесь.

– Если я вас ударю, вы упадете. Это будет стоить мне жизни.

– Слово даю: вас никто не тронет. Нападайте на меня. Ударьте… если осмелитесь. Но я вижу, что вы струсили.

Филипп знаком приказал гвардейцам не вмешиваться. Гости попятились. Торговцы и портные беспокоились за свои товары.

Воин отвесил Филиппу шутовской поклон, затем схватил его обеими руками и припечатал к стене. Филипп закашлялся и вскоре высвободился, ударив противника в челюсть. Воин зашатался, но устоял на ногах. Дернув Филиппа за руку, он порвал рукав платья и вновь швырнул королевского брата на стену. Филипп вывернулся и что было силы ударил насмешника по лицу. Воин сомкнул кулаки и обрушил это подобие дубины на голову Филиппа. Филипп со стоном рухнул на пол, сплевывая кровь. Падая, он сильно поранил щеку. Воин навис над ним, шумно дыша и оскалив желтые зубы.

Швейцарцы хотели были прекратить поединок, но Филипп поднял руку.

– Отойдите, – велел он, кашляя и сплевывая новую порцию крови. – Я дал ему слово.