– Она была очень расстроена. Но мы с Мелани никуда не собираемся. Мы вам все расскажем, – горячо добавила Бри.

Они остановились в мотеле «Камелот». Выцветшее на солнце здание было окружено ломбардами, церковными помещениями и барами, до того сомнительными, что даже отдыхающие туда не совались. Иными словами, это было единственное место, которое могли себе позволить студентки, когда деньги были на исходе. Сколько пропитанных кофеином ночей Вероника провела у этих самых стен, излюбленной декорации для адюльтеров, которые неизбежно заканчивались пошлыми разводами, разорванными контрактами и разбитыми сердцами. Иными словами, второй дом для юной и энергичной частной сыщицы.

В семь с минутами она постучала в дверь их номера. Из-за жалюзи наружу просачивался красноватый свет настольной лампы.

Дверь открыла невысокая, спортивная девушка с покрасневшей от солнца кожей. Всклокоченные светло-русые волосы падали ей на плечи, а в носу сверкал маленький серебряный гвоздик. Она высунулась из дверей и уставилась на Веронику удивленными зелеными глазами.

– Привет, – мягко сказала Вероника. – Я Вероника Марс. Ты, наверное, Бри?

Девушка задумалась, словно вспоминая ответ, и потом кивнула.

– Да. Здравствуйте. Проходите.

Вероника вошла в невзрачную тесную комнату. У стен друг напротив друга стояли две большие кровати с вылинявшими цветочными покрывалами из той же ткани, что и шторы. Интерьер воплощал дух американских комиссионок: картина со стаей уток, улетающих с озера, соседствовала с изображением хижины, выпускающей клубы дыма в зимнее небо. Одежда была разбросана по полу, и несвежий запах пота примешивался к застарелым запахам еды на вынос.

На дальней кровати сидела вторая девушка, но увидев Веронику, она встала. Ее длинные темные волосы были продеты в петлю на заднике видавшей виды бейсболки «Доджерс». Она была одета в толстовку и сделанные из обрезанных джинсов шорты, но изящность ее фигуры нельзя было не заметить даже под мешковатой одеждой.

– Здравствуйте. Я Мелани, – ее голос был осипшим, но твердым. Она окинула взглядом комнату, после чего с усмешкой указала на кровать. – Извините, стульев нет.

– Ничего страшного, – Вероника присела на край кровати. Бри закрыла дверь и оперлась на тумбочку из ДСП, принимаясь грызть краешек ногтя. Мелани, скрестив ноги, села на другую кровать и подалась вперед, наклонившись к Веронике с напряженной сосредоточенностью на лице. Обе девушки представляли полную противоположность беспечным и жизнерадостным студентам на пляжах. Они выглядели потрепанными и уставшими, как будто у них позади были не каникулы, а экзамены.

– Так вы остались в Нептуне, чтобы помочь с поисками? – Вероника открыла блокнот и на чистой странице записала дату и их имена.

Они кивнули. Мелани накрутила прядь темных волос на палец, да так туго, что подушечка пальца побелела.

– Да. Мы ходили по набережной и раздавали листовки, – она взяла зеленый листок бумаги со стопки на прикроватном столике и протянула ей. Со студенческой фотографии широко улыбалась Хейли.

– Да только никому нет дела, – Бри говорила так тихо, что Веронике приходилось делать усилие, чтобы расслышать ее слова. Ее нижняя губа чуть-чуть задрожала. – Мы протягиваем листовки, люди берут их, делают несколько шагов, тут же мнут их и бросают на землю. Всем все равно, что она пропала.

Слова так задели Веронику за живое, что она вздрогнула. Она вдруг поняла, что так жизнь преподнесла Бри Лейфонд ее первый урок о том, что люди – сволочи. Вероника помнила, каково было ее разочарование, когда из окружающего мира словно стерло все яркие краски и ее представления о жизни рухнули перед ней, как карточный домик. Этот урок она усвоила в возрасте шестнадцати лет, когда убили Лилли и когда Кит, почуяв, что от него ловко скрывают правду, пошел против самого отца Лилли Кейн, богатея и любимца публики. Кита сняли с должности шерифа, а Вероника вдруг не просто потеряла всех друзей, но стала изгоем. Ее бывшие друзья встали на сторону семьи Кейн, и почти год Вероника провела, оттирая оскорбительные граффити со своего шкафчика и меняя проколотые шины. И долгое время никто и пальцем не думал пошевелить, чтобы заступиться за нее.