— Приходят «кем угодно», потом убегают через неделю.

— Я не убегу, — твёрдо ответила я.

— Ребёнку, значит, три года. Болеть будет… Есть, кто будет с ребёнком сидеть?

— Сын у родителей. Пока… хочу место в садике получить, тогда заберу.

— Как всё просто на словах, — кинула Галина Акимовна небрежно. — Ладно, не принимай близко к сердцу. Я такой же была, как иначе? Слабину дашь — жизнь размажет. Согласна?

— Согласна, — кивнула я.

Галина Акимовна произнесла истину, которую я могла выгравировать золотым тиснением на обложке своей жизни. Дорого я заплатила за слабость с бывшим мужем, больше такой ошибки не совершу.

— Так, Барханова Любовь Петровна… — заведующая споткнулась на моём имени, посмотрела на меня внимательно, будто пыталась что-то вспомнить, или мы встречались раньше, но она никак не могла припомнить где именно. — Редкое имя у тебя по нынешним временам, Любовь Петровна.

Я промолчала в ответ. Пожалуй, редкое, хоть и самое обычное.

— Продавцом я тебя не возьму, — проговорила Галина Акимовна, у меня опустилось сердце. — Кассиром тоже, — отрубила она. — Администратором торгового зала тем более. Не выдержишь, уйдёшь через месяц.

— Не уйду!

— Мне виднее, — отрезала она в ответ. — Пойдёшь супервайзером, считай, товароведом. Опыт у тебя, я смотрю, есть. Программы знаешь, а что не знаешь — научим. График с девяти до шести с перерывом на обед. Суббота, воскресенье выходной. Обучение две недели за счёт работодателя, одна неделя стажировки. Завтра поедешь в отдел кадров, вот по этому адресу, там все формальности расскажут. Обязательно скажи, что с Галиной Акимовной уже говорила лично. Я и сама позвоню, но лишним не будет.

— Спасибо! — едва не заверещала я.

— Погоди благодарить. Работа здесь не сахар, сама увидишь.

— Всё равно спасибо!

Не сахар — это когда стоишь среди ночи на продуваемом проспекте, держишь на руках полусонного, капризничающего ребёнка и не знаешь куда идти. Налево ли пойдёшь, направо — родных людей потеряешь. Назад — погибель свою найдёшь. Остаётся только прямо, туда, где кромешная неизвестность.

— И всё-таки, — остановила меня Галина Акимовна, когда я прошла, вернее, пролетела на крыльях счастья несколько шагов. — Фамилия у тебя редкая: Барханова. Где я могла слышать?

— Не знаю, — растерянно пожала плечами я.

— У тебя сына не Кириллом зовут? Как раз три года… — словно про себя пробормотала Галина Акимовна.

— Кириллом.

— Точно! Мы составляли списки пострадавших от взрыва для компенсации от сети, вот я имя и запомнила. Рада, что у тебя всё хорошо. Не рано работать-то собралась? Может, лучше дома отсидеться, подлечить здоровье? Деньги, какие-никакие, заплатили…

— Заплатили, — кивнула я. — Пригодятся. Только отсиживаться, лечиться мне некогда. Кто за меня работать, сына на ноги ставить будет? Пушкин, что ли? — фамильярно ответила я.

— Верно. Сработаемся, — отчеканила Любовь Петровна.

Выйдя на улицу, я готова была визжать от счастья. Грудь распирало от шипучего, как газировка, удовольствия. Даже когда меня приняли на должность главного бухгалтера с реальной перспективой карьерного продвижения — а если бы не моё идиотское убеждение, что семья дороже, именно так бы всё и случилось, — я не радовалась настолько сильно.

Не знаю почему, но первым делом я вытащила телефон и позвонила Алексею. Не отцу, который точно не понял бы моей радости. Не матери, которая держалась, но всё сильнее и сильнее замыкалась в себе и в своей болезни. Тем более не братьям, которых, по большому счёту, мои проблемы не волновали. Подруг же у меня попросту не осталось. Растерялись за время брака, когда Илья не позволял ни с кем из них общаться. Ведь все они были шлюхами, недостойными пересекать порог нашего дома. Потом же мне стало попросту не до дружбы — выжить бы.