Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Вот ведь дает Бог избранным этот дар – видеть во всем только прекрасное!

Р ё р л у н д.   По большей части это свойство врожденное, но многому можно и научиться. Важно лишь смотреть на все сквозь призму главного дела своей жизни. (Обращается к Марте.) Вот вы, сударыня, что скажете? Вы ведь почувствовали, избрав служение в школьном образовании, что словно бы обрели прочную опору в жизни?

М а р т а.   Ох, не знаю, что и сказать. Частенько, войдя в класс, я мечтаю оказаться далеко в бурном море.

Р ё р л у н д.   Эти терзания суть искушения, любезная сударыня. И перед такими гостями – возмутителями спокойствия надлежит закрывать дверь. Бурное море – ясно, вы не имели в виду настоящее море, но вздымающуюся волнами жизнь общества, где столь многие идут ко дну. Но так ли притягательна для вас жизнь, что шумит и горланит за окнами? Выгляните на улицу. Потные люди бредут по солнцепеку по своим мелочным делишкам. Нет уж, лучше, как мы, сидеть в прохладе спиной к этому рассаднику вечных тревог.

М а р т а.   Господи Боже мой, вы совершенно правы…

Р ё р л у н д.   И в таком доме, как этот, – хорошем, чистом, где семейная жизнь явлена в самом своем привлекательном и прекрасном виде, где царят мир и понимание… (Госпоже Берник.) К чему вы прислушиваетесь, сударыня?

Г о с п о ж а   Б е р н и к   (обернувшись к ближней левой двери). Очень они расшумелись.

Р ё р л у н д.   Там что-то странное происходит, нет?

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Я не знаю, просто слышу, что у мужа посетители.


Х и л м а р   Т ё н н е с е н   с сигарой во рту входит в правую дверь и замирает при виде дам.


Т ё н н е с е н.   Ой, прошу прощения… (Пятится.)

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Нет, Хилмар, входи, входи, ты не мешаешь. Ты что-то хотел?

Т ё н н е с е н.   Да нет, просто заглянул. Доброе утро, милые дамы. (Госпоже Берник.) И чем дело кончилось?

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Какое дело?

Т ё н н е с е н.   Берник протрубил общий сбор.

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Правда? По какому поводу?

Т ё н н е с е н.   Да опять та же ерунда. Железная дорога.

Г о с п о ж а   Р у м м е л ь.   Что вы, не может быть!

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Бедный Карстен, мало ему неприятностей, так опять…

Р ё р л у н д.   Как нам это понимать, господин Тённесен? Консул Берник в прошлом году ясно дал понять, что он против железной дороги.

Т ё н н е с е н.   Я и сам так думал, но вот повстречал поверенного Крапа, и он сказал, что вновь идет речь о строительстве железной дороги и что консул и три наших городских магната сейчас это обсуждают.

Г о с п о ж а   Р у м м е л ь.   То-то мне показалось, я слышу голос Руммеля.

Т ё н н е с е н.   Еще бы. Под ружье, понятно, поставили Руммеля, Санстада-с-горы и Миккеля Вигеланна, они его зовут «Святоша-Миккель».

Р ё р л у н д.   Хм…

Т ё н н е с е н.   Прошу прощения, господин учитель.

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   А все было так тихо, мирно…

Т ё н н е с е н.   Даже слишком. Так что я лично не против, чтобы снова началась заваруха. Хоть какое развлечение.

Р ё р л у н д.   Мне кажется, без таких развлечений можно обойтись.

Т ё н н е с е н.   Это уж кто как устроен. Некоторым людям время от времени нужно для встряски побузить. А жизнь в маленьком городе мало что может им предложить, и трудно рассчитывать… (Листает книгу Рёрлунда.) «Женщина – служанка общества». Это что за чушь?

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Господи, Хилмар, разве можно так говорить? Ты эту книгу наверняка не читал.

Т ё н н е с е н.   Не читал и читать не собираюсь.