Автомобиль трогается, и я по инерции бегу за ним несколько метров.

Выхлопная труба выплёвывает вонючее облако газов мне в лицо. Задыхаюсь, сгибаясь пополам.

Останавливаюсь.

Я ненавижу тебя! И никогда не прощу предательство!

Даже если мне придётся вылезти из кожи, чтобы на пепелище заново отстроить свою жизнь, я не вернусь к тебе, Шахманов!

Ася нервничает, хоть и пытается это скрыть. Крутит брелок, пропуская колечко между пальцев, голос дрожит, но на лице маска безразличия.

Всё равно тебе, да? Ради всего святого, не делай из меня дурака! Актрисой ты всегда была никудышной.

Я четыре года варился в котле из собственных эмоций, и сейчас, глядя на свою жену, мне хочется встряхнуть её как следует за плечи, чтобы она начала уже соображать головой. Чтобы вспомнила, что в вопросах для меня принципиальных я не спрашиваю, а даю варианты, приемлемые лично для меня.

Но у Аси вариант один – соглашаться. На переговоры и компромиссы я сейчас не готов.

Разговор не клеится, спокойно всё обсудить у нас не получается. Я и не надеялся, что меня встретят с распростёртыми объятиями.

Мы пытаемся укусить друг друга побольней, а невысказанные упрёки повисают в воздухе.

Хрен с ним. Пускай остынет немного, тогда и поговорим.

Выруливаю со двора больницы, в зеркало заднего вида выцепляю тонкий силуэт с разметавшимися светлыми волосами. Ася сгибается пополам в приступе кашля от выхлопных газов, и мне хочется вжать по тормозам, но нет. Она сама не захотела решать дело миром, значит, будет война.

Ей придётся принять мои условия. Я не уеду из этого паршивого городишки без неё и… Кирюхи, да?

Что, если это правда мой ребёнок?

В таком случае нас ждёт очень серьёзный разговор, потому что нельзя такие вещи скрывать!

Возможное и внезапное отцовство меня будоражит. Я ведь всегда мечтал… Нет, мы мечтали. Но она меня лишила шанса участвовать в жизни сына.

Так, стоп, Шахманов. А если ребёнок не твой?

Да плевать уже. Пусть забирает пацана с собой, мне не влом ещё один голодный рот содержать.

Лишь бы вернуть Асю. Потому что я её не отпускал никуда.

Сорвался, как в жопу ужаленный, как только всплыла информация о ней. Нужно было подождать, подкопить фактов, собрать пухленькое досье, чтобы выяснить все болевые точки, на которые можно давить для стимуляции, но у меня не получилось усидеть на месте.

Выезжаю на проезжую часть, и, пока мы стоим на красном, лезу в навигатор. Забиваю адрес той халупы, в которой живёт сейчас Ася, и адрес школы. Навигатор чертит кривую линию маршрута, и я ищу на этом пути детские сады. Он всего один, недалеко от её дома.

Вряд ли она таскает ребёнка в какой-то другой садик: судя по тому, что в больницу она добиралась на такси, машины у неё нет.

Да какая ей машина с зарплатой учителя?

Работает в школе! Надо же, словно жизнь вернулась на круги своя. Мы будто опять там, откуда начали, только вот это иллюзия. Потому что за плечами у нас обоих давящий, болезненный бэкграунд.

Я ведь в школе Асю и встретил однажды, когда пошёл вместо брата к директору из-за племянника. Он окно в кабинете завуча разбил, я припёрся туда и влюбился, как пацан, с первого взгляда в длинноволосую училку русского и литры.

Таскался в эту школу каждый день, как самый прилежный ученик. Носил цветочки, конфетки, в кино приглашал.

Ася меня долго морозила, но сдалась в конце концов. Потому что я всегда получаю то, что хочу.

Но Ася была другой. Не трофей, не очередная победа. Она была особенной для меня.

Да, всё пошло прахом, но я намерен починить. Пускай даже она против. Пускай не верит в то, что это возможно. Пускай до конца своих дней меня ненавидит, но я не отпущу больше. Сломаю, если нужно, но без неё из этого вшивого города не уеду.