– Как мы поедем к врачу, если ребенок в таком состоянии?! – растерянно пробормотала я, схватившись за голову.

Чувство бессилия и слабости накатывало и грозило погрести меня под собой. Это такое удушающее, высасывающее силы ощущение, когда ты понимаешь, что всё, чего ты добилась в жизни, не имеет значения, стоит тебе оказаться на руках с кричащим комочком. Твое образование, твой опыт, твой возраст – ничего не важно. Ему больно. Ему плохо. А ты ничего не можешь сделать. Ты теряешь ориентиры, психуешь, злишься на себя и весь мир…

– Да не стой ты, Сонь! Что с тобой такое?

– Мам, давай скорую вызовем? – заголосила я, отчаяние не давало нормально мыслить.

– И что мы скажем? Что ребенка успокоить не можем? У него никаких симптомов! Не дури. Так, открой окно, пусть будет свежий воздух. Мы тебя сейчас умоем, малыш, – бормотала она, надевая новый памперс, одевая ребенка обратно в бодик и поднимая на руки. – Сейчас пойду в комнату, умою его святой водой.

– Мама, – закатила я глаза, не веря в эту чушь со святой водой.

– Что “мама”? – наградила она меня убийственным взглядом. – Столько людей в доме, да и еще и фотографша, чужие взгляды – они, знаешь ли, штука серьезная. Она, может, даже не со зла, но сглазит.

Но ни святая вода, ни часовое укачивание не помогли. К врачу мы, конечно, не поехали. Решили в итоге вызвать скорую. Мама смирилась, что с малышом что-то серьезное. Медицинская бригада приехала довольно-таки быстро, и от сердца немного отлегло. Ненавижу неопределенность. Лучше точно знать, что происходит, и принимать меры.

Среднего возраста женщина с усталыми глазами начала осматривать ребенка и проводить опрос. Как он ел, как спал, что делал в течение предыдущего дня. Но всё было как обычно. Ничего особенного и правда не происходило. Работник скорой ощупывала ребенка и проводила какие-то исследования.

Но смотрела почему-то больше на меня, чем на малыша. Взгляд ее мне не понравился. Подозрительный, уличающий. Мне и так было дурно и плохо, сомнения в том, что я хорошая мать, не оставляли ни на секунду, а тут еще и она добавляет масла в огонь.

– Грудью кормили?

Строгий взгляд заставил замереть. Странный вопрос.

– Кормила, но мало, – ответила я сбивчиво, ковыряясь в памяти, – он отказывался от груди.

– Мы перешли на смешанное вскармливание, – вмешалась мама. – Может, смесь не подходит? Такое же бывает. Давайте я ее принесу.

– Несите, – распорядилась врач и, пока мама ходила на кухню, снова пристально посмотрела на меня. – Когда грудью кормили, принимали что-то?

– В смысле?

– Что-то пили, – медленно разъяснила она, как тупой, – ели… Вы же знаете, что во время грудного вскармливания запрещены некоторые продукты, алкоголь, лекарства…

– Лекарства… Да нет же! Нет! Конечно же, я ничего не принимала. Я знаю, что ничего этого нельзя.

– Вы позволите? – подошла она ко мне и посветила в глаза фонариком, хотя я не успела даже ничего ответить. – Вы уверены, что ничего не принимали?

– Я не понимаю, о чем вы говорите…

– Соня, что это такое?

Услышав голос мамы, я обернулась, заметив, что в этот момент в гостиную вошла и Стася, вернувшаяся после ночи, проведенной предположительно с Кириллом.

– Что у вас случилось? Тетя Лена, я увидела скорую… – засуетилась она, подскакивая к нам и беря малыша на руки, которого никто не успокаивал, пока врач осматривала меня, а мама ходила за смесью.

Все смотрели на бутылочку в руках мамы. Темный флакон, который я видела впервые.

7. Глава 7

Соня

Димочка, конечно, и обычно был капризным, беспокойным, плохо спал, но с таким ором он точно не просыпался. Меня просто подбросило в воздух. Перепугавшись, я подскочила с кровати и склонилась над люлькой. Всмотрелась в красное перекошенное личико. Маленький ротик кривился, малыш суетливо дрыгал ручками и ножками.