Танька подумала, что ослышалась.

– Простите, что вы продаете? – спросила она у тетки.

– Бредятину, – ответила тетка и достала из огромного тазика, накрытого полотенцем, какую-то штуку, напоминающую свадебные «орешки». Но еще больше эта штука по своей конструкции напоминала качественно сложенную дулю. – На, попробуй бесплатно, – и протянула «дулю» Таньке.

Танька пожала плечами и взяла «дулю». Откусила кусок, прожевала, проглотила. По вкусу бредятина на постном масле напоминала тефтельку, хотя никаких тефтелек в ней не было.

Во время поедания бредятины на постном масле Танька отвернулась от продавщицы, рассматривая рекламный щит на той стороне дороги, а когда развернулась обратно, чтобы выразить свое восхищение «дулей»… тетки не было!

– Тьфу, – сплюнула в сердцах Танька и закричала: – Тетка! Вы где?

Тетка не откликалась.

Танька стала вертеться как юла, пытаясь засечь тетку, но ее нигде не было.

«Как она могла так быстро уйти? – изумилась Танька. – Да и тетка – не пушинка, в толпе легко бы отыскалась, тем более что при ней был тазик с бредятиной…»

Тут как раз мимо Таньки прошел милиционер.

– Милиционер, – сказала Танька, – а вы не видели тетку с тазиком?

– Какую еще тетку? – не понял милиционер.

– Ну, она тут вот стояла с тазиком и продавала бредятину на постном масле. Между прочим, очень вкусное блюдо, – заметила Танька.

Милиционерские глаза стали похожими на рачьи.

– Чи-иво? – поразился он. – Бредя-я-ятину?..

– Ага. Бредятину.

Милиционер странно хрюкнул, покрутил пальцем у виска и поспешил удалиться.

– Сам дурак, – сказала ему вслед Танька и вдруг услышала:

– Свежая, только что выпеченная бредятина на постном масле! Рафинированном! – кричала тетка за ее спиной. – Бредятина! Подходи, покупай, налетай!

Танька вздрогнула и ломанулась к тетке.

– Тетка! Вы куда делись? Я хотела у вас бредятины купить!

– Никуда я не девалась, – удивилась тетка. – Я тут стояла. Очки почему не носишь?

Танька развернулась снова, чтобы заприметить милиционера и подозвать его, но он уже скрылся из виду. Тогда Танька сделала еще один поворот – к тетке, но… Да, тетки не было на месте! Ни тазика, ни тетки, ни бредятины!

– Да пошли вы… в парк, – в сердцах бросила Танька и, убивая время до встречи с Серегой Штопором, пошла в парк, куда только что послала продавщицу.

А в парке промышляла цыганка не поганой породы – толстенная-претолстенная, смуглая-пресмуглая, брюнетистая-пребрюнетистая. Она там промышляла с незапамятных времен и, что удивительно – на лицо совсем не менялась, будто бы ее кто-то законсервировал. А еще она все эти долгие годы – и в жару, и в стужу – носила длинный синий халат, на котором не было ни одной дырки и который всегда выглядел как новенький. Впрочем, Танька предполагала, что цыганка просто покупает все время одинаковые халаты, и поэтому они как новенькие. Но зачем одеваться одинаково? И на этот вопрос Танька тоже попыталась ответить: цыганка специально так одевалась, чтобы ее всегда узнавали. Держала бренд. А вот во что она была обута, не знал никто, кроме нее, потому что халат волочился по земле и закрывал ступни.

Ну, так вот, эта цыганка промышляла не одна, а на пару с синим же волнистым попугайчиком, который сидел на ее толстом пальце, на котором еще, кроме попугая, красовался громадный золотой перстень с большим красным камнем, и за десять рублей птица гадала всем желающим. И вот тут-то возникает еще один вопрос: а, собственно, кто с кем промышляет? Цыганка с попугаем или попугай с цыганкой? Может, попугай специально выбрал эту цыганку исключительно из тех соображений, что на ее пальце удобно сидеть?