Застываю на месте. Торнадо внутри меня завершается, и я чувствую, как на лице появляется улыбка. Касаюсь живота.

А что, если и у меня будет так же?

Я впервые за эти дни начинаю представлять себя в роли мамы. В моём воображении оживают сцены: я беру на руки своего малыша, ощущая его крохотное тельце и чувствуя, как он доверчиво прижимается ко мне, пока я убаюкиваю его и тихо пою колыбельные, как делала это с братом, когда он только родился. Я представляю, как мой ребёнок делает свои первые неуверенные шаги, слышу его радостный смех и сияющие глаза. Как буду приходить к нему в комнату с ароматным пирогом и чашкой горячего шоколада, а после мы будем вместе смотреть наши любимые мультфильмы, удобно устроившись на его кровати и обнимаясь так крепко, будто весь мир сосредоточен только на нас двоих. Я представляю, как мы много гуляем на свежем воздухе, катаемся на велосипедах, смеёмся над забавными мелочами и… как сильно любим друг друга.

У меня спирает дыхание от восторга. Эти мысли шёлковой нитью обволакивают сердце. Я хочу продолжить думать о приятном, как вдруг меня охватывают другие воспоминания: грустные и тягучие.

Я никогда не нуждалась в любви, но мне всегда не хватало папы. Я мечтала, чтобы он просто был рядом, как у всех моих подруг – сильный, заботливый, который бы катал меня на шее и называл своей принцессой. Я видела это в других семьях и часто грустила. Мама пыталась заменить мне отца, дедушка и бабушка тоже старались. Все говорили: «Папа любил бы тебя самой необыкновенной любовью. Просто его не стало слишком рано». Лгали!

Однажды, когда мне было около десяти лет, я проснулась ночью от криков, доносившихся со двора. Я выглянула в окно и увидела маму с незнакомым мужчиной, который кричал на неё. Бабушки и дедушки не было: они уехали в гости к родственникам в другой город. Я находилась дома одна, и мне было страшно от того, что я не знала, как защитить маму. И уже собиралась выбежать на улицу, надеясь своим присутствием успокоить незнакомца, как вдруг услышала слова, которые заставили меня застыть на месте.

Мужчина кричал на маму, обвиняя её в том, что она ослушалась его и не сделала аборт, родив меня – ребёнка, которого он не хотел. Его голос был полон ненависти и презрения. Мама, стоя на коленях, умоляла его познакомиться со мной, рассказывала о том, какая я хорошая. Никогда до и после этого я не видела, чтобы она так унижалась перед кем-то. Унижалась, чтобы у меня появился «папа». Но он отказывался слушать. Назвал её шлюхой, а меня – нагулянным ребёнком. Его слова были как удары ножом. Он пригрозил маме, что если она ещё раз свяжется с ним и потревожит покой егонастоящей семьи, то он уничтожит её.

Я стояла у окна, не в силах пошевелиться. Слёзы жгли глаза, но я не могла даже всхлипнуть. Всё внутри сжалось от боли и обиды. Я медленно отошла от окна, спряталась под одеяло и всю ночь притворялась спящей, слушая, как мама плачет в подушку в соседней комнате.

С тех пор женатые мужчины для меня табу. Никогда не позволю себе стать соучастницей в предательстве, которое разъедает душу. Не хочу быть частью той боли, которую недомужчины причиняют женщинам, находящимся по обе стороны.

Нагулянная – вот как меня окрестил родной отец.

И теперь я ударяюсь о болючую реальность. Вероятнее всего, мой ребёнок такой же нежеланный, как и я. И если о нём узнает его отец, то либо потребуют аборт, либо назовёт «нагулянным».

Стираю скатившуюся слезу из уголка глаз, кусаю засохшую от мороза губу и задаюсь вопросом: смогу ли я быть для малыша и мамой и папой? Не подвергну ли я его огромному стрессу и боли?