— Вот кого бы мне хотелось увидеть! Как она?
— Готовит для тебя новый танец.
— Я думал, у них на танцах каникулы.
— Нина возжелала продолжить обучение. Теперь я плачу за индивидуальные занятия. Я что, тебе забыла сказать?
— Наверное. А ведь это круто, что нашей малышке что-то настолько нравится. Разве нет?
— Угу. Но по деньгам выходит довольно дорого.
— Вышли счёт. Я возьму расходы на себя.
— Нет! Это исключено.
— Послушай, она моя дочь, так? Какого чёрта тебе тащить её в одиночку?
— Я…
— Это может быть подозрительно! — проявляет отказавшее мне здравомыслие Серый. — Я оплачу Нинке чёртовы танцы. И всё. Закрыли тему.
Спазм перехватывает горло.
— Ничего себе! Какие мы грозные. Дурной пример Горозии заразителен? — храбрюсь фиг его знает зачем.
— Я просто волнуюсь о вас, понимаешь? — Сергей останавливает меня за руку и внимательно смотрит в глаза. Сейчас в нём нет и тени прежней дурашливости. Он абсолютно собран и предельно серьёзен. Может, у меня и не слишком много друзей, но Дорошева я бы не променяла и на десяток.
— Ладно-ладно. Хочешь платить — плати. Сэкономлю денег.
— А что дальше?
— Не знаю. Может, прокучу, когда это всё закончится.
А может, моя заначка пригодится совсем для других целей. Если всё пройдёт идеально. Что ж я за дура? Обещала себе не раскатывать губу, а всё равно раскатала. И нет-нет да и мелькают фантазии — тихий домик на берегу, солнце, лето… Так, стоп! Ну ведь совершенно невыносимо! Нельзя… нельзя даже мечтать. Это может обернуться бедой огромных масштабов.
— Что ты думаешь делать?
Пожимаю плечами:
— Придерживаться старого плана.
— Помогать ему? А он… Он тебе хоть спасибо сказал?
— За что? Перестань.
— За что? — зло сощуривается Дорошев. — За то, что ты ему передачки слала. За то, что выполняла все его просьбы. За то, что, подставляясь по полной, вынесла жёсткий диск с его компа, когда в его офисе шла облава… Ты хоть в курсе, что на нём было?!
— Нет. Меньше знаешь — крепче спишь. Какого чёрта ты вообще об этом вспомнил спустя столько лет?
— Может потому, что даже спустя все это время мне так и не удалось понять, как ты могла на это пойти?
— Как? Не знаю. Может всё дело в том, что он попросил об этом именно меня? Не зама своего, с которым он семь лет проработал, не собственного помощника… Он… доверился мне, понимаешь?
— Что ж ты за дура, Женька? Он просто понимал, что ты — единственная сотрудница офиса, которую никто не стал бы шмонать.
— Хорошо. Твоя взяла. Я дура. Теперь мы можем закрыть тему? Давай сядем на веранде. Ужасно хочется есть.
— Да постой ты! А если он виноват? Ты об этом не думала?
— Ну, виноват и виноват. Для меня это не имеет значения. Как будто ты не в курсе, что там все не без греха.
— Это может быть опасно! Для тебя. Для Нины, в конце концов! Я волнуюсь.
— Не понимаю, каким образом. Всё уже позади.
— Вот только не надо! Ты лучше меня понимаешь, что самое интересное только начинается. Горозия не из тех, кто позволит собой вертеть. То, что сейчас он подыгрывает ребятам вроде твоего папеньки, не означает, что параллельно он не готовит план, как поскорее от этого влияния избавиться.
Дорошев так близок к истине, что с моих губ срывается испуганный смешок:
— Кажется, кто-то смотрит слишком много голливудских фильмов.
— Я волнуюсь о тебе! — орёт обычно спокойный Дорошев. Откидывает упавшие на лоб волосы.— Чёрт… Я боюсь, что он использует тебя. Боюсь, наговорит с три короба, наобещает… И сольётся.
— Я рада, что ты обо мне беспокоишься. Это правда ужасно трогательно. Но я ж не идиотка, Серёж… Я… Всё понимаю.