И забытые тени снова зашевелились в подсознании поэта. Возникли невероятно грустные глаза, семенящие коротенькие ножки…

– Э… – смешался Александр Павлович, – о чём это я… Ах да! Позвони Эдику, скажи, что персонаж получился отличный. Точь-в-точь, как он описывал!

– О, Эдик будет доволен! – отозвался композитор. – Он говорит, что даже видел нечто подобное в раннем детстве. Всю жизнь хотел про это написать! А теперь его детские фантазии аж до экрана добрались. Алло! Алло? Саша, ты ещё тут?

Александр Павлович стоял с телефонным аппаратом в руках и глядел куда-то в сторону. Губы его искривила горькая усмешка.

– Надо же, – проговорил он. – Забыл. Совсем забыл…

– Что ты там забыл? – снова заквакал в трубке голос композитора. – Куплет не дописал?

Поэт провёл рукой по лбу:

– Ничего, тебе послышалось. Так ты позвонишь Эдику?

– Позвоню, не переживай. Саша, это будет отличный мультик!

– Не сомневаюсь…

– Ещё бы! Ну, будь здоров, неуклюж! Встретимся на студии.

Из трубки донеслись короткие гудки. Поэт встал, подошёл к залитому дождём окну и выглянул наружу. Двор тонул в мокрой круговерти, превратившись в подобие неряшливой размытой акварели. В огромных лужах возникали и лопались пузыри, доказывающие, что дождь зарядил надолго. Александр Павлович смотрел на мутные, коричневатые потоки воды, заливающие асфальт, и пытался пробудить в себе детские воспоминания.

Нет, бесполезно, думал он. Я даже не помню, как они выглядят. Не помню, сколько их было, откуда они появились, куда ушли… Да и не привиделось ли мне? Вполне вероятно. Какие-то смутные ассоциации, образы, реалистичный сон – и ложное воспоминание готово. Так или иначе, но многие дети, услышав песенку, зададут взрослым один и тот же вопрос.

Кто такие неуклюжи?

И не получат ответа. Потому что взрослые их не видят.

Поэт вздохнул и снова сел за пишущую машинку. Что ж, подумалось ему, зато стишок получился запоминающийся. А про семью неуклюж он ещё обязательно напишет!

И в комнате вновь застрекотал машинописный пулемёт.

Внизу, во дворе, от мокрого ствола дерева отделилась корявая, кривобокая фигура. Сильно припадая на левую ногу, она подковыляла к дому и подняла зубастую морду, всматриваясь в окна. Но там никого не было видно. Существо тяжело вздохнуло, повернулось и захромало вон из двора. На улице оно присоединилось к длинной веренице фантастических созданий, с мрачным упорством бежавших по лужам неизвестно куда, и вместе с ними устремилось прочь.

Топоча, спотыкаясь, налетая на фонарные столбы, еле уворачиваясь от случайных пешеходов, неуклюжи промчались по дороге и растворились в сплошной дождевой пелене…

Сева по прозвищу Царь был человеком увлекающимся. Настолько, что люди, сталкивающиеся с ним впервые, частенько пугались пылающего в Севиных глазах энтузиазма, принимая его за одержимость, а терминологически подкованные – за мономанию. Один лирик даже пошутил, что, родись Царь лет на двадцать раньше, главного героя песни Высоцкого «Наш Федя с детства связан был с землёю» точно звали бы Севой. И все они: и пугающиеся, и шутник, были не правы. Во-первых, Сева никогда не интересовался археологией, и, во-вторых, ни одно увлечение, которым он действительно предавался со всей возможной страстью, не длилось достаточно долго, чтобы сойти за приличную манию. За исключением разве что альпинизма, которым Царь занимался лет пять, да и то, наверно, лишь потому, что в горы мог ходить только летом.

Одно время родители пытались приучить Севу к постоянству. Но скорость, с которой канули в Лету опасные увлечения химией и метательным оружием, примирила их с донжуанской переменчивостью сына. Тем более что благодаря способности схватывать всё на лету и неотразимому обаянию, на Севиной школьной успеваемости она никак не отражалась. Единственное, что продолжало беспокоить родителей, это поступление в институт. Стоило Севе в год поступления увлечься философией или древней историей, как его жизненные перспективы становились туманными и неутешительными. Но и здесь всё сложилось как нельзя лучше: сразу после окончания школы Царь увлёкся Станиславом Лемом и без труда прошёл в политехнический на вычислительную технику. Куда я, между прочим, давно его звал.