Быстро принимаю душ. С трудом удерживаю желание подрочить. Ведь на языке всё еще горит вкус моей принцессы.

Сажусь в машину, несусь в клинику. В голову лезут всякие воспоминания, которые так активно пытался забыть.

— Мама! Мама! — тормошу женщину, лицо которой уже почти стерлось из памяти.

— Не сейчас Марк... отъебись! Эй, Валер, опохмел есть?

И так каждое утро. Мне десять. Я рано узнал, что такое алкогольные галлюцинации, когда собственная мать пыталась в пьяном угаре зарезать меня ножом.

Мы жили в спальном районе не первой свежести. Мать водила к нам алкашей, которые ее трахали. При мне, без меня...

Кое-как учился, попал в плохую компанию. Нарушал закон.

И однажды...

— Привет, — мне двенадцать, возвращаюсь из школы.

Подрался, глаз заплыл. Всё пиздец как бесит. Гребаные училки вообще без мозгов.

Ответом мне служит молчание.

Захожу в комнату. Мать лежит на кровати. Смотрит в потолок. Глаза пустые, рядом бутылка и шприц. Умерла. А внутри меня нет ничего.

Потом была полиция. Вопросы. И он.

— Привет, Марк, — Венин присаживается напротив, — тяжело тебе пришлось.

Молчу, смотрю исподлобья.

— Чего надо?

— Мне жаль твою мать.

— Пиздеж, она была алкоголичкой. Кому таких жалко?

— Но еще больше мне жалко тебя. Пойдем со мной?

Он тянет руку. И вместо того, чтобы осыпать этого богатея ругательствами, я иду за ним. Венин быстро оформляет опекунство. И когда мы приезжаем в его дом, нам навстречу выбегает ОНА.

— Я была права, — говорит врач, — барбитураты. Но я обязана доложить...

— Не обязана, — жестко говорю, показывая визитку с фамилией Венина.

— А... — она пожимает плечами, — если полиция нагрянет, я тут ни при чем.

— Окей. Только результаты мне отдайте.

Выхожу. Первая мысль — поехать и свернуть шею Тоне. Но сначала нужно вернуться и проследить за моей принцессой. Она всегда была открытой. Яркой. И она спасла меня...

— Привет! — девочка лет восьми ярко улыбается и протягивает мне ладошку.

Белую, не замаранную трудом или бытовыми проблемами. А я в свои двенадцать уже умел готовить, убираться и лечить похмельный синдром.

— Здаров.

— Кристина! — из дома выходит женщина.

Похожа на ангела. Белые волосы, добрые глаза. Мать моей принцессы и сама была королевой.

— Марк, — бурчу, исподлобья глядя на беленькую девочку.

— А почему ты не улыбаешься? — она берет моё лицо в свои крошечные ладошки.

— Кристина, веди себя прилично, — Венин целует дочь.

Он еще не знает, что именно этот жест малышки Вениной стал тем, что полностью перевернуло мою жизнь.

Именно в этот момент я осознаю, что технически, конечно, Андрей Васильич дал мне всё. Но именно Кристина вытащила со дна мою душу. Один её взгляд. Одно касание мягкой тёплой ладошки. И я навсегда её раб.

— Кристина! — подъезжаю к дому, слышу вопль Жанны.

Она уже в другом платье. Бежит к бассейну. Выхожу из машины, пикает сигналка.

— Эй ты! — резко меняя траекторию, мачеха Крис подбегает ко мне.

— Да, Жанна Аркадьевна? — закуриваю, прикрываю глаза.

— Сделай что-нибудь!

— С чем?

— Эта несносная девка только вернулась и всё! Весь порядок вверх дном!

— Так это её дом. Или вы забыли?

— Ты здесь тоже на птичьих правах, — ехидно язвит она.

Ухмыляюсь.

— Или ты уже забыл наш уговор? — понижает голос.

— О том, что вы меня уволите? Или сошлете Кристину в Англию? — выгибаю бровь.

— Именно так, Марк.

— Да пожалуйста, — пожимаю плечами, иду к бассейну, — вы не можете даже заставить её слушаться. О какой ссылке речь?

— Она должна собраться и предстать перед Ромой в надлежащем виде! И не опозорить отца!

— Или вас? — оборачиваюсь.

— Ну, твоё дело, — она рассматривает длинные ногти, — она там в бикини. А Семенов приедет уже с минуты на минуту. Думаю, ему понравится увиденное. Как думаешь?