Без сомнения, так бы все и продолжалось, если бы история дала на это хоть малейший шанс. Но с началом V столетия на север Италии обрушились варвары. Вначале пришли готы под водительством Алариха: в 402 г. они взяли в осаду Аквилею, по пути разграбив и предав огню богатую провинцию Венетия и Истрия и повергнув в ужас всю Италию. Население целых городов и деревень в страхе бежало перед армией захватчиков. Людям требовалось укрытие – одновременно и неприступное, и незавидное: такое, чтобы враг не имел ни побудительных мотивов, ни практических возможностей последовать туда за беженцами. В этой ситуации острова лагуны оказались очень мудрым выбором. Сюда, решили переселенцы, эти дикари из континентальной Европы, незнакомые с морем и мореходством, скорее всего, не пойдут: на материке хватало куда более привлекательных и богатых целей. Переселенцы оказались правы. В последующие годы беглецов, устремлявшихся в безопасный приют по каналам и отмелям, становилось все больше – по мере того, как через полуостров лавина за лавиной прокатывались все новые волны варваров. В 410 г. Аларих разграбил Рим, а всего через одиннадцать лет был официально основан город Венеция: в полдень 25 марта 421 г.

Так, по крайней мере, гласит древнее и почтенное венецианское предание. К сожалению, документ, на который оно опирается и который связывает основание города с визитом трех падуанских консулов, приехавших создать факторию на островах Риальто, всего лишь правдоподобен, но едва ли правдив. Да, подобная делегация вполне могла посетить острова, и прибытие высоких гостей из Падуи действительно могли ознаменовать строительством церкви, названной в честь святого Иоанна (Сан-Джакомо), как утверждается в этом документе[2]. Но даже если и так, развивать колонизацию падуанцы не стали, а дата основания города, указанная с такой немыслимой точностью, представляется слишком ранней: едва ли на этом этапе островитяне могли самостоятельно проявить столь серьезную инициативу. По меньшей мере до середины V в. мало кто из них рассчитывал остаться на островах навсегда. Как только очередная волна завоевателей отступала, среди беженцев вспыхивала надежда, что скоро они смогут вернуться по домам (если от них хоть что-нибудь осталось) и к прежнему образу жизни. Прошло не одно десятилетие, прежде чем их потомки поняли, что этому не бывать.

Потому что готы оказались лишь первой ласточкой. В 452 г. на смену им явился новый бич народов, куда более свирепый и жестокий, – гунн Аттила, который неудержимо продвигался через Северную Италию, разрушая все на своем пути. Он тоже осадил Аквилею; та героически оборонялась на протяжении трех месяцев, и варвары, не привыкшие к такому стойкому сопротивлению, уже начали поглядывать в сторону более доступных жертв. Но однажды Аттила, объезжая верхом городские стены, поднял голову и заметил аиста, покидающего со своими птенцами гнездо на одной из башен. Невозможно удержаться и не процитировать Гиббона: «С прозорливостью находчивого политика он понял, какую пользу можно извлечь из этого ничтожного факта при помощи суеверия, и воскликнул радостным голосом, что такая ручная птица обыкновенно живет в соседстве с людьми и не покинула бы своего старого убежища, если бы эти башни не были обречены на разрушение и безлюдье»[3]. Гунны, воодушевленные этим знамением, устремились на приступ с новой силой, и всего через день-другой от девятого по величине города Римской империи осталась лишь пустая скорлупка.

За последующие годы та же судьба постигла и многие другие города, селения и усадьбы, так что поток беженцев постоянно рос. Многие продолжали упорно возвращаться на материк, увидев, что непосредственная опасность миновала, но немало находилось и таких, кто предпочитал остаться, примирившись с новыми обстоятельствами и сочтя их приемлемыми. По мере того как условия жизни на материке ухудшались, островные общины росли и даже начали процветать. В 466 г. их представители собрались в городе Градо и разработали простейшую систему самоуправления, основанную на ежегодных выборах трибуна от каждой из общин. На том этапе связи между общинами были еще совсем слабыми, а в собрании участвовали не только жители небольшого архипелага, который сегодня известен под именем Венеции: тот же Градо стоит милях в шестидесяти от него, к югу от Аквилеи, на берегу другой лагуны. И все же именно с этой давней ассамблеи начался неспешный конституционный процесс, который в конечном счете и породил Тишайшую республику.