Столкнувшись с яростным сопротивлением с первых же шагов по венецианским землям, Пипин тем не менее без особого труда завладел Кьоджей и Палестриной – островами на южной оконечности лагуны. Но перед каналом, отделявшим остров Маламокко (в наши дни более известный как Лидо) от Палестрины, ему пришлось остановиться. Красочный рассказ о том, что случилось дальше, оставил нам не кто иной, как византийский император Константин VII Багрянородный – в трактате «Об управлении империей», который он написал для своего сына в середине X в. С точки зрения надежности этот источник ничем не хуже прочих, несмотря на то что от описанных событий его отделяет более ста лет:
Когда король Пипин явился против венетиков с крупным сильным войском, он обложил переправу, ведущую с суши на острова Венеции, в месте, называемом Аивола. Поэтому венетики, видя, что на них идет со своим войском король Пипин и что он намерен отплыть с конями к острову Маламавку [Маламокко]… бросая шпангоуты, перегородили всю переправу. Оказавшись в бездействии, войско короля Пипина (ибо он был не в состоянии переправить их в ином месте) простояло напротив венетиков, на суше, шесть месяцев, воюя с ними ежедневно. Тогда как венетики поднимались на свои суда и устраивались позади набросанных ими шпангоутов, король Пипин стоял со своим войском на морском берегу. Венетики, воюя луками и пращами, не позволяли им переправиться на остров. Так, ничего не достигнув, король Пипин заявил венетикам: «Будьте под моею рукою и покровительством, ибо вы происходите из моей страны и державы». Но венетики ему возразили: «Мы желаем быть рабами василевса ромеев[17], а не твоими»[18].
Впрочем, по другим направлениям войска Пипина продолжали наступать. Вскоре пал Градо, а за ним, по-видимому, Эраклея (или то, что от нее осталось) и Езоло. Но жители Маламокко, переправив детей и женщин на Риальто, сопротивлялись все так же стойко; прослышав, что Пипин намеревается уморить их голодом, горожане, согласно легенде, осыпали армию франков хлебами из катапульт, чтобы показать, насколько тщетны его надежды. Между тем весна сменилась летом, и захватчики вплотную столкнулись с извечной напастью Венецианской лагуны – малярийными комарами. Вдобавок поползли слухи, что на помощь Венеции спешит огромный византийский флот. Пипин понял, что проиграл, и распорядился снять осаду. Возможно, решение отступить отчасти объяснялось и состоянием его здоровья: всего через несколько недель король Италии скончался.
В последнее время историки повадились обвинять венецианцев в том, что они, дескать, преувеличивали значимость своей победы; и действительно, при виде двух гигантских картин Вичентино, по сей день хранящих память о ней в Зале выборов во Дворце дожей, никто не сможет сказать, положа руку на сердце, что это свершение осталось недооцененным. Верно и то, что Пипин отступил не раньше, чем венецианцы, торопясь от него отделаться, согласились выплачивать ежегодную дань – и в дальнейшем исправно платили ее еще сто с лишним лет. Наконец, столь же верно и то, что Пипину удалось забрать под свою руку все острова лагуны, за исключением самого важного. Но завоеванные города недолго оставались под властью франков, да и в любом случае значение 810 г. не сводится ни к каким отдельно взятым событиям, политическим или военным. В прошлом жители лагуны уже не раз заявляли о своем праве на независимость; но именно в том году они впервые сразились за это право и смогли его отстоять. Заодно они доказали еще кое-что: какие бы противоречия и обиды ни разделяли их между собой, перед лицом настоящей угрозы они уже в те давние времена могли почувствовать себя не просто жителями Маламокко или Кьоджи, Езоло или Палестрины, а