Артем раздраженно заявил:

– Похоже, нам в самом деле следует убраться прочь. Вам что, имя моей жены не нравится?

– Не в имени дело, а в его значении! – выпалил их полоумный собеседник. – Те, кого зовут Евгения, долго не живут! Во всяком случае, на Мухиной даче! И сегодня этот день, они ждали его пятьдесят лет! Ждали, потому что решение должно быть принято именно сегодня, до захода солнца. Уезжайте, умоляю вас, и тогда вам, быть может, удастся избежать кошмара, который вас затянет, если вы поселитесь здесь! Уезжайте!

Игнорируя типа, Артем вполголоса обратился к Жене:

– Он прав. Конечно, не в отношении силы тьмы, а в отношении того, что делать нам тут нечего. Ну что, посмотрели – можем вернуться обратно в Москву?

Однако Евгения не хотела возвращаться. И этот человек, жестикулировавший руками и потрясавший козлиной бородой, не производил на нее гнетущего впечатления.

Да, суть была в том, что здесь, в Мухиной даче, было нечисто. Здесь имелась какая-то провинциальная тайна, покрытая пылью веков. Но возле особняка Женя чувствовала себя великолепно – и уже давно поняла, что именно тут и хочет жить!

Только вот Артем, похоже, этого не хотел.

– И она мне сказала, что вас ничего хорошего не ожидает! – продолжал подвывать козлобородый. – Поэтому прошу вас, немедленно, не откладывая в долгий ящик…

– Кто сказал, что нас ничего хорошего не ожидает? – переспросила строго Женя, и субъект выпалил:

– Ну она, она! – и указал куда-то в сторону. Женя обернулась, рассчитывая, что увидит директрису Убей-Волк. Однако вместо Калерии Ильиничны лицезрела полускрытую разросшейся липой, закопанную по пояс мраморную статую – то ли Венеру, то ли иную богиню с отбитым носом и отколотыми руками.

– Она? – протянула Женя, и вдруг все стало на свои места. От этого прозрения она принялась громко хохотать. Ведь все было очень просто: они разговаривали с местным психом, наивно полагая, что ведут беседу со здравомыслящим, хотя бы минимально, человеком.

Козлобородый надулся, а потом, краснея, завопил:

– Что, хотите сказать, что я не могу с ней говорить? И что с того, что она статуя? Она со мной беседует! Вот, смотрите! Точнее, слушайте!

Он подскочил к статуе и, замерев перед ней в благоговейной позе, просюсюкал:

– Милейшая, прошу вас снова обратить ко мне свои речи! Ну, скажите, что вы мне до этого говорили! Я прошу, я настаиваю, я требую!

Но мраморная статуя, естественно, не произнесла ни звука. Тогда тип подскочил к ней и ударил по голове кулаком. В этот момент из-за кустов появилась растрепанная директриса Убей-Волк, за которой следовали два дюжих облаченных в черное типа.

– Вы это видели? – заявила она. – Он пытался разбить мраморную статую, относящуюся к культурному наследию графского рода. Остановите его!

Бугаи подошли к беснующемуся типу и, схватив его под локти, поволокли прочь. А Калерия Ильинична крикнула ему вслед:

– Суд постановил, что тебе находиться на территории Мухиной дачи запрещено! А ты нарушил постановление суда! Это будет иметь для тебя последствия!

А козлобородый напоследок проверещал:

– Не задерживайтесь здесь, уезжайте, уезжайте! Она ведьма, ведьма, ведьма! Она вместе с ними! Они хотят, чтобы вы…

Его тирада внезапно прервалась, потому что один из типов в черном прикрыл ему своей пятерней рот.

Когда же процессия исчезла из поля зрения, Калерия Ильинична отдышалась и сказала:

– Приношу свои извинения за ужасную сцену, однако вы имели сейчас возможность познакомиться с моим кузеном, Леонтием Павловичем Бесхлебицыным. Не буду вдаваться в подробности, вас, понятное дело, не интересующие, однако Леонтий Павлович – псих. Иного слова подобрать я не могу. Он с детства отличался странностями, которые со временем перешли в настоящую манию. Вы же сами видите, он уверен, что умеет разговаривать с мраморными статуями. И что на Мухиной даче обитает вековечное зло, которое хочет пожрать любого и каждого, кто поселится здесь!