– В нашем поселке.

– Что за день сегодня, – выдохнул майор. – И кого убили?

– Местный оценщик. Все его называли Васильевичем.

Майор посмотрел на побледневшего Зиновьева.

– Ты случайно не про него рассказывал?

– Про него.

– Видишь, как оно получается. Понятым пойдешь?

– Куда же мне теперь деться? – обреченно махнул рукой Никита.

– Игорь! – окрикнул Журавлев высокого парня, стоящего неподалеку. И когда тот подошел, сказал: – Тут в поселке совершено еще одно убийство. Я сейчас пойду на место, а ты за меня останешься. Скоро подъемный кран должен подойти. Водолазы подъедут, так что проследи за всем этим хозяйством.

– Хорошо, – кивнул Игорь.

– Кто первый обнаружил труп? – спросил майор у лейтенанта, войдя в дом.

– Женщина... Почтальон, – начал тот. – Она у нас в поселке уже лет двадцать пять работает. Очень порядочная. Васильевич часто не бывал дома, вот он и оставлял ей ключ, чтобы газеты в дом заносила. У нас шпана того и гляди весь почтовый ящик с газетами выпотрошит, а так надежно.

– Значит, он почитывал газетки-то?

– Получается что так.

– Тебя как зовут-то? – майор внимательно посмотрел на лейтенанта.

– Лейтенант Прохоров. Матвей...

– Вот что, Матвей, о чем рассказывала эта женщина?

– Как вошла в комнату, положила газеты... Вон они и сейчас там лежат, – кивнул Матвей на табурет, на котором действительно лежала целая стопка журналов с газетами. – Думала, что дома никого нет, а когда уходить стала, то заметила, что он на диване лежит. Подошла к нему, хотела спросить, чего это он дверь не открывает. Пригляделась, а он мертвый. Ну и сразу же ко мне побежала.

– А с чего это она взяла, что произошло убийство?

– Она думала, что он просто умер. Следов-то никаких. Это я уже потом предположил. Чисто по интуиции.

– Все верно. На шее у него отчетливая полоса, значит, его задушили. Скорее всего, каким-то шнуром. – Повернувшись к Никите, майор спросил: – Тебе приходилось бывать в доме Васильевича?

– Только пару раз, – честно признался Никита. – Мужик он был скрытный, приваживать к себе не любил.

Через окно было видно, как у дома понемногу собирается народ. Ничего удивительного, Егор Васильевич был человек популярный, а потому сочувствующих должно набраться предостаточно.

У калитки стояла немолодая женщина в темно-красном платке и причитала в голос. Раза три она пробовала войти в дом, но сержант мягко и одновременно настойчиво выпроваживал ее со двора. Голос горюющей женщины нервировал, и Никита никак не мог сосредоточиться.

Из-за приоткрытой двери просматривался диван, на котором лежал Васильевич, точнее были видны только ноги покойника, выглядывающие из-под коротких штанин.

– И что же вы видели в его доме?

Никита сглотнул слюну.

– У него было много чего. Друзы аметистовые на столе стояли, топазы были величиной с кулак, помню, цитрины очень приличные лежали горкой. Он особенно ничего и не прятал. Только головой вертеть как-то тоже ни к чему. Для чего мне чужое добро!

– Тоже правильно! – легко согласился Журавлев, как-то странно посмотрев на собеседника.

Никиту обдало жаром.

– К чему вы это клоните?! Уж не подозреваете ли меня?! По-вашему получается, что сначала я убил Васильевича, потом Антона, а чтобы никто не догадался, решил сам сообщить в милицию?

Майор Журавлев улыбнулся.

– Да не переживайте вы так. Никто вас пока не подозревает. Давайте пройдемте в комнату, – сказал он дружелюбно и уверенно зашагал к распахнутой двери.

В комнате находились эксперт и техник-криминалист. Эксперт был высокий и тощий, с длиной щетинистой шеей, из которой строптиво и хищно выпирал угловатый кадык. А вот техник-криминалист, напротив, оказался невысокого росточка, очень плотный, с явно обозначившимся животиком. На правом плече у него висел широкофокусный фотоаппарат, весьма подходящий для съемок в тесном помещении, и еще один, цифровой, весьма серьезная техника. В руках он держал миниатюрную видеокамеру и слушал разъяснение эксперта-криминалиста. А когда тот, наконец, закончил, согласно кивнул и продолжил фотографировать три побитых жестяных ведра, стоящих по углам и заполненных светло-зелеными бериллами.