Он тоже долгие годы жил в чужой стране, не мог найти себя, свое место. И так же с болью наблюдал, как его ребенок перенимает манеры и повадки тех, для кого он, Накамура, навсегда останется чужаком. А все эти случайные связи Клео с теми, кому не может навредить вирус, все эти ментальные и физические непотребства… Разве у него самого, Накамуры, не было чего-то подобного? Разве он сам не пытался найти себя в новом чужом мире? Особенно в первые годы… Накамура и сам не понял, когда из врача Клео превратился в друга, который понимает и принимает ее.
– Это всегда так происходит при телепатических сеансах? – спросил он, хотя и так знал ответ.
Сколько прошло времени после того, как Клео открыла ему свое сознание? Минута? Несколько секунд?
– Потрясающе, – признался Накамура. – Кровь древних может перевернуть мир науки, только… – он вернулся к воспоминаниям Клео, где видел мысли о бесполезности кольпорафии. – Почему кровь вендари не излечила эту напасть?
– Наверное, потому что это часть меня, – безрадостно подметила Клео. – Как цвет волос или глаз. К тому же это никогда не причиняло мне неудобств, за исключением смущенных мужчин.
– Но это заставляло тебя чувствовать себя неполноценной.
– Вся моя жизнь была неполноценной, неправильной. Начиная с отчима и заканчивая мужем. Удивлена, как мы с ним вообще сподобились завести детей. Хотя и дети были тоже неправильными.
– Твоя дочь еще жива.
– Моя дочь умерла в тот день, когда впервые сблизилась с Гэврилом. Если бы этого не случилось, то наша семья была бы жива. Я бы не попала в Наследие, а тебя не забрали у твоей дочери. – Клео попыталась улыбнуться, но глаза остались холодными, почти ледяными. – Знаешь, когда принимаешь кровь вендари, жизнь словно останавливается, замирает. Ты перестаешь развиваться. Все идет по кругу, но выглядит естественным. Можно проделать одно и то же тысячу раз и не устать, не пресытиться, потому что пресыщение и усталость уже прописались в сознании. Иногда я смотрела на Фэй, на Мэтокса и спрашивала себя, как бы развивались их отношения, если бы впереди не было вечности, если бы они спешили жить, как обычные люди? Без крови древних у них был шанс полюбить, создать семью, а так им хватало тех коротких встреч – хватало понимания, что если они пожелают, то так будет продолжаться века, а возможно, и тысячелетия. А какими бы без крови древних стали мои дети? А я? И знаешь, что я поняла? Без крови вендари все стало бы намного хуже. Мужчины избегали бы меня, проведя в постели пару ночей. О семье нечего было бы и мечтать. Нормальный, полноценный мужчина не стал бы жить со мной, а я не смогла бы жить с семейным трутнем, для которого секс – пустое слово, пусть и ради детей. Не в тридцать. А когда пришло бы безразличие, я бы уже не смогла родить. Да и маловероятно, что я дожила бы до таких лет. Без крови вендари я бы погибла еще в ту ночь, когда Эндрю Мэтокс отомстил свихнувшимся слугам Вайореля за смерть Крины. Он использовал меня, но когда я уже была ему не нужна, не выбросил, а заключил с Первенцем Наследия, с Эмилианом, договор, чтобы спасти меня. Он предал бывшего хозяина Крины ради меня. А потом он увез меня, оградил от безумия вендари, теней и свихнувшихся слуг, подарил семью, декорации нормальной жизни, вечную молодость. Он принимал меня такой, какая есть. Мирился с моими недостатками и подчеркивал достоинства. Так что, несмотря на все свои заморочки, он был лучшим из всех мужчин, которых я встречала в жизни. И с ним я прожила свои лучшие годы. А то, что он никогда не был мне верен… Так я ведь тоже никогда не была ангелом. Да и Фэй, его единственная постоянная любовница на протяжении долгих лет, – она позднее стала мне подругой. Настоящей подругой, с которой можно поделиться чем-то личным, а не одной из тех, которым звонишь только когда нужно вспомнить праздничный рецепт.