– М-да… буквально… – снова протянул Колосов. Черт возьми! Ну что тут скажешь? Тут и спросить больше не знаешь о чем. Вот ученых-то Бог послал!

– Я вот слышал, что у вас с вашими приматами ЧП разные выходили, – молвил он наконец. – Хамфри однажды бросился на гражданку Калязину. ОН ведь ручной, цирковой. Что же с ним случилось такое? Чем ему старушка насолила?

– Она ему под горячую руку попалась. Что, у людей разве такого не бывает?

– И все-таки как это произошло? Когда?

– Это случилось в прошлом году, кажется, в декабре. Здесь, в лаборатории института, а не на базе. Она хотела убрать из его клетки миску – воду он разлил. Он и прихватил ей зубами руку. Легонько. Но с тех пор баба Сима уборкой клеток не занималась.

– А вы… На вас он разве не бросается?

Ольгин снова посмотрел на часы.

– Понимаете ли, в сообществе приматов все члены стада придерживаются весьма жесткой иерархии. Каждый занимает свой шесток. Наказывают только нарушителей правил. Мы с Олегом стараемся никогда, ни при каких обстоятельствах эти правила не нарушать. Хамфри ценит это и доверяет нам.

– А другие обезьяны, они не пытались бросаться на людей?

Ольгин нахмурился и снова посмотрел на часы.

– Вы куда-то торопитесь? – недовольно заметил Колосов.

– Н-нет, то есть да. Тут надо не опоздать в одно место.

– Тогда я сейчас ухожу, – заверил его Никита. – Только несколько последних вопросов. В прошлом году у вас был инцидент со змеями. Их кто-то выпустил из клеток. Ваш ветеринар Иванова сказала, что это сделала обезьяна по кличке Чарли. Выходит, обезьяны-то все-таки у вас по базе разгуливают?

– А Иванова не сообщила вам, по чьей вине произошел этот инцидент? – осведомился Ольгин раздраженно.

– Нет.

– У Чарли обнаружились кишечные паразиты. Мы поместили его в веткабинет на обследование. Оттуда по недосмотру Ивановой он и удрал. Уколов испугался.

Колосов невольно улыбнулся.

– И они, значит, лечиться боятся?

– Еще как! Иванова – отличный специалист, но… – Ольгин извиняюще развел руками. – Женщина. Что поделаешь? Личное выше общественного – с молоком матери, так сказать…

– Она последняя видела Калязину перед смертью, – как бы между прочим сообщил Колосов. – Они у ворот разговаривали. Кто бы мог подумать, что спустя полчаса такое может случиться!

Ольгин поднялся. Видимо, он решил, что гость его слишком засиделся на этом клеенчатом казенном стуле.

– Разве при той беседе не присутствовал приятный молодой человек? – спросил он, криво усмехаясь.

Колосов насторожился: это что еще за новости?

– Нет. Иванова сказала, что они с Калязиной были у ворот вдвоем.

– Да? Ну, может быть. Наверняка так оно и было, раз она говорит, – тут же согласился Ольгин, но глаза его блеснули. – Сожалею, что тороплюсь. Рад был вам помочь. Да, видно, – нечем. О бабе Симе мы все здесь скорбим. О похоронах родственники договорились. Мы помогли, чем смогли. Ну, если будут новости – сообщите. Желаю вам скорее отыскать того негодяя.

– Спасибо, – Никита нехотя поднялся.

Когда они шли по залу черепов, он спросил, указывая на череп с отверстием и раздробленные черепа:

– Почему они повреждены таким странным образом?

– Это ископаемые черепа неандертальцев, – пояснил Ольгин. – Этот из Крапины – местечко такое в северной Югославии. Эти, как я уже говорил, из Китая. А повреждены почему… Мозг из них извлекали таким образом. Неандертальцы были пребольшие лакомки и больше всего ценили мозги – вместилища разума и божественного гения, коего у них еще не наблюдалось.

– Но это же… это же их черепа, человеческие…

– Неандертальские, вы хотите сказать. Что ж, – Ольгин вздохнул. – Это означает, что наши предки были всего лишь банальными каннибалами.