После окончания Института имени Патриса Лумумбы оба поступили в солидные по тем временам конторы. Кравченко до 1992 года служил в КГБ, а Мещерский тянул лямку военного советника. Однако затем оба они круто поменяли свою жизнь. Кравченко подался в телохранители и стал начальником охраны у известного московского притчи во языцех «предпринимателя» Василия Чугунова (более известного с Вадькиной подачи как Чучело), а Мещерский, поработав в военной фирме и накопив первоначальный капиталец, ушел из «Росвооружения» и начал вкладывать деньги в туристический бизнес.

Сейчас он являлся основателем Российского турклуба и почетным членом Московского географического общества.

У каждого из приятелей имелось и свое индивидуальное достоинство: рост Кравченко, например, составлял сто восемьдесят восемь сантиметров, к тому же он был яркий блондин (Катя млела от блондинов). А Мещерский, хотя и не перевалил за сто шестьдесят пять, был душой-человеком и к тому же потомственным князем.

В 1995 году, когда Российская геральдическая ассоциация подтвердила права и титул князей Мещерских, он на всех визитных карточках нашлепал собственный заковыристый герб. Недостатков, впрочем, у друзей тоже хватало, но… Катя вспоминала о них в самые мрачные свои минуты, твердо помня притчу о соломинке и бревне.

На квартиру Мещерского, расположенную в заново отремонтированном бывшем доходном доме на Яузской набережной, они приехали в начале седьмого. Сергей открыл дверь, впустив Катю в сумрачную, заставленную разным барахлом прихожую. Весь скарб африканской экспедиции, организуемой Российским турклубом, от надувных палаток «Рибок» до ящиков с тушенкой, казалось, перекочевал сюда. Катя дважды обо что-то споткнулась, прежде чем добралась до ванной. Из комнаты, называемой «географической» – вместо обоев стены ее покрывали карты мира и материков, – доносился хрипловато-ленивый, отлично знакомый Кате голос: Вадим Кравченко судачил с кем-то по телефону.

– Да он же из бывшей девятки, понял – нет? Он же собаку на этом съел! – сипел он в трубку.

Катя затаилась: «девятка» в устах Кравченко могла означать только одно – Управление охраны правительственных особ, где он прежде подвизался с переменным успехом.

– Да бери его смело, я ж его знаю, – распоряжался Вадим. – И Сан Саныч с ним пуд соли съел. Как говоришь, проверку? Ну, устрой, устрой ему, потешь душеньку. Только чур – не калечить. Если что, я его и к себе возьму. Дам я ему рекомендацию, не ори. И Севе в Ассоциацию телохранителей звякну. Они откликнутся. Там традиции девятки блюдут.

Завидев Катю, Кравченко выпрямился в кресле и буркнул в трубку:

– Ну ладно, тут ко мне пришли. В курсе меня держи и помни: его кандидатура уже обговорена. – Отодвинул телефон, встал и чопорно и комично кивнул Кате, всем своим видом излучая обиду и недовольство.

А она – человек до наивности отходчивый и мягкий – решила, что пора мириться.

– Ты простудился? – спросила самым заботливым тоном.

– Удивительно, что вас, Екатерина Сергеевна, интересует состояние моего здоровья. Если я подохну, вы и слезинки не уроните, – молвил Кравченко ядовито, приложил руку к широченной груди и надсадно кашлянул. – Вы меня ночью из мягкой постели выставили под проливной дождь! А теперь еще о простуде спрашиваете! Великие пираты, да этакой наглости…

– Тебя никто не выставлял, ты сам…

– Я у вас всегда во всем виноват, в любой ситуации меня мордой об стол тычете, мне не привыкать. – Когда Кравченко желал подчеркнуть тяжесть нанесенной ему незаслуженной (как он воображал) обиды, он всегда разговаривал с Катей на «вы».