– Так называемый «нормальный» моногамный брак придуман не для таких людей, как мы с тобой. Он придуман для совсем других пользователей. Моногамия существует только для того, чтобы удовлетворить самых никчемных, жалких, убогих и никому не нужных мужиков.

– Ого. Ничего себе.

– Сама посуди. Патриархат и капитализм без моногамии нестабильны. Капитализм обеспечивает все большую концентрацию богатства, а патриархат гарантирует, что оно будет сосредоточено в руках мужчин. Эта система стимулирует женщин выходить замуж за тех, кто повлиятельнее и постарше, и если не будет моногамии, чтобы уравнять шансы, у вас просто появятся толпы молодых людей, неспособных найти себе жен. А, как мы все знаем, для общества нет ничего хуже, чем лузер, которому никто не дает. Поэтому и пришлось вводить моногамию как своего рода системный патч.

– Об этом я никогда не задумывалась.

– Брак – это технология. И если одни технологии расширяют человеческие возможности, то другие их ограничивают. Рычаг расширяет, а замок ограничивает. И все, чего я хочу, – это превратить брак из замка в рычаг. Я хочу, чтобы у меня была опция время от времени переживать романтические увлечения, не чувствуя себя плохой женой.

– Но я же видела вас с мужем. У вас явно нет недостатка в романтике.

– Серьезно, Элизабет, заведи любовника. А еще лучше – скажи Джеку, чтобы он завел любовницу. И он станет для тебя на тысячу процентов привлекательнее. Это просто магия.

– Я не уверена, что Джек на такое согласится.

– Давайте куда-нибудь выберемся вчетвером? На двойное свидание. Мой муж очень хорошо умеет говорить о таких вещах. Будет здорово.

– Даже не знаю.

– Напиши Джеку прямо сейчас. Скажи, что у тебя есть одна авантюрная идея. Он очень обрадуется.

– Ничего он не обрадуется. Каждому завести собственных любовников? На этой неделе я предложила, чтобы у нас были собственные мастер-спальни, и он взбесился.

– Собственные спальни – отличная мысль, но я думаю, что проблема в слове «мастер».

– То есть?

– Да ты чего, Элизабет. Мастер. Господин. Разве у этого слова нет определенных коннотаций?

– Мне это и в голову не приходило.

– Еще бы, людям вашего поколения такое редко приходит в голову.

– Я хочу сказать, мы с Джеком так долго вместе, что я не могу вот так взять и предложить нечто подобное, нечто настолько… радикальное. Это будет как-то жестоко.

– Ты знаешь, чем я занимаюсь на работе?

– Чем-то связанным с математикой.

– Это называется алгебраическая топология.

– И что это такое?

– Раздел математики, который в основном изучает качественные свойства пространственных объектов, подвергающихся гомеоморфным преобразованиям.

– Ага.

– По сути, это математика деформации и изменения. Обычно я объясняю это так. Представь баскетбольный мяч. Какой он формы?

– Круглый.

– Не совсем.

– То есть шар.

– Вот, другое дело. А если я его сдую?

– Он больше не будет шаром.

– Именно. И по законам геометрии это теперь новый объект. Но интуитивно мы все понимаем, что это не новый объект. Это все тот же объект. Баскетбольный мяч. Можно придать ему форму чаши, но по своей сути это все равно будет мяч. Можно сложить его, как кусок пиццы, но по сути это все равно мяч. Но что, если разорвать его пополам?

– Тогда это уже не мяч?

– Но и не два мяча. Мы преобразовали его в два совершенно других, новых объекта. Именно в этом и состоит суть моей математики. Если огрублять, то она описывает, насколько сильно можно деформировать объект, прежде чем он станет новым объектом.

– Понятно.

– А еще эти методы применяются в работе с большими данными, хотя я очень прошу: только не заставляй меня об этом рассказывать.