Она села рядом с Джеком, прижалась к нему.
– Спасибо, – сказала она, – но, понимаешь, я просто…
– Не в том настроении.
– Даже близко не в том, – сказала она. – За миллиарды световых лет от него. Прости.
– Все нормально.
– Просто день был долгий и тяжелый.
– Все правда нормально.
– Я бы хотела, чтобы ты доставил мне удовольствие, – сказала она, – но, может, как-нибудь позже на неделе.
Джек рассмеялся.
– Я свяжусь с твоим секретарем, пусть внесет это в твое расписание.
– Да, – сказала она. – Прости.
Она знала, что Джек предпочитал страстный и спонтанный секс, но после рождения Тоби с этим стало трудно: работа и родительские обязанности уничтожили большую часть спонтанности. Раньше они друг друга соблазняли. Теперь чаще всего они просто друг друга спрашивали. В их сексуальной жизни появился элемент планирования, и Элизабет понимала, что Джека это наверняка расстраивает. Такому романтику, как он, это наверняка казалось немного прозаическим. Приземленным. Унылым.
Он встал, взял телефон, потыкал в него, и освещение в комнате сменило цвет с чувственного густо-красного на анемичный галогеновый.
– У Тоби экзистенциальный кризис, – сказала Элизабет.
– Что?
– Он думает, что кто-нибудь из нас перестанет существовать.
– В смысле, умрет?
– Нет. Не умрет. Просто внезапно перестанет быть. Исчезнет.
– Ого, – сказал Джек. – Эта твоя религиозная знакомая из пригорода рассказала ему что-то о вознесении?
– Брэнди не в этом смысле религиозная. Я думаю, она скорее нью-эйджер, занимается духовными практиками. И, кроме того, она бы так не поступила. Она правда приятная. Приготовила нам слойки с яблоками.
– Религиозные всегда с этого и начинают. С еды. Чтобы завоевать твое доверие.
– Ой, перестань.
– Сначала они дают тебе еду. Потом приходят за твоей душой.
– Да нет же. Брэнди, похоже, увлекается позитивным мышлением. Что-то там про силу разума. И это, знаешь, не совсем лишено здравого смысла.
– Не совсем лишено?
– Если ты позитивный человек, люди, как правило, реагируют на тебя положительно, а это повышает уверенность в себе и уменьшает стресс. Своего рода самосбывающееся пророчество.
– Ага, только главное, чтобы она не давала Тоби читать какие-нибудь странные брошюры.
– Она не опасна.
– Хорошо.
– Джек, извини, я сегодня не готова.
– Все в порядке, правда, – сказал он. Потом убрал вибратор обратно в ящик тумбочки, надел спортивные штаны и футболку, поцеловал Элизабет и пожелал ей спокойной ночи, а когда выходил за дверь, оглянулся и тихонько сказал нараспев: – Люблю тебя.
Она изобразила улыбку.
– Я тоже тебя люблю.
Он закрыл дверь и ушел в кабинет, чтобы заняться тем, чем он там занимался у себя за компьютером после работы.
В ту ночь Элизабет, как обычно, быстро заснула, а потом, тоже как обычно, в какой-то момент проснулась, то ли поздно ночью, то ли рано утром. На улице было еще темно. Она была в постели одна. Джек, видимо, снова остался в кабинете на диване. Сейчас мог быть час ночи, или три, или пять утра – она не проверяла телефон, потому что не хотела знать. Теперь это повторялось все время: она больше не могла нормально спать. Она постоянно просыпалась в какой-нибудь безумно ранний час, и в голове у нее лихорадочно крутились мысли о работе, о Джеке, о Тоби, о новой школе Тоби и его новых друзьях, о переезде в пригород, а иногда и просто о какой-то ерунде – в холодильнике лежала упаковка курицы, срок годности которой подходил к концу, и поэтому ей нужно было не забыть что-то сделать с этой курицей, и она не знала, встать ли и написать себе записку про курицу или она вспомнит утром сама, без записки, и потом все известные ей рецепты из курицы вдруг разворачивались у нее в голове, и она начинала думать о том, какие блюда из курицы они недавно ели, и какие Тоби отказывался есть, и какие из них самые полезные, и так далее, и тому подобное. И вот такие вещи, вроде этой дурацкой курицы, в три часа ночи могли мучить ее очень долго.