Он тем же тоном:

– Намерения подсказывает случай.

Она с легкостью вписалась в поворот темы:

– Случаю будет угодно, чтобы я обманывала мужа с двадцатилетними юношами.

– Узнаю мою подругу. Мы упустили время. Давай поскорей наверстывать. Две незаурядные энергии, удвоенное счастье, удесятеренный бизнес.

– Начнем с последнего! – вскрикнула она ради успокоения. Он подхватил:

– Завтра вечером у меня. Большой прием. Ты должна увидеть меня во всей славе моей – о, вечная возлюбленная, храбро говорю я.

– Старый вертопрах, коротко отвечаю я. – Этими словами она закончила разговор.

На том же самом перегоне – между клочками леса, недостроенными селениями, вызывающей роскошью вилл среди цветущих рощ и намеками на пустыню – Андре и Стефани отнюдь не торопились выложить самое заветное. Они не тщеславились своим блеском, украшениями, профессией, делами, не восхваляли выпавшие на их долю дары природы.

– Захоти я только, – вздохнул Андре, – и кто запретил бы мне присобачить на каждой выпуклости моей груди по гигантскому ордену.

Уголки губ у Стефани доказывали, что и она в большей или меньшей степени прислушивалась к разговору на переднем сиденье.

– А хорошо быть такими, – сказала она.

– Завидую своему предку, – добавил он, – он спасает вас из кустов, а я праздно стою рядом.

– Наши предки, – пояснила девушка, – вполне заслуживают, чтоб их невинности завидовали.

– Они такие младенцы! – сдавленно вырвалось из груди юноши.

– Мы бы тоже так могли, коль на то пошло, – высказалась девушка.

– А мы себя не переоцениваем? – спросил он.

Она подумала, прежде чем ответить:

– Нет. Гоняться за деньгами, с успехом, а чаще без, сумеет каждый. А вот осознавать себя и высоко ставить дано не каждому. Предки ведут ожесточенную борьбу, и все же им легче. – Она подвела итог движением руки.

Он понял.

– Куда легче изображать много, чем быть малым. Таким малым, каковы мы есть и в чем себе признаемся.

Его поддержка не понравилась восемнадцатилетней. Она не желала умственных поддавков.

– Отнесемся к себе построже, – спокойно сказала она и подтвердила свое первое высказывание. – Мы по возможности облегчаем себе жизнь. Работа в вечернюю смену. Один плакат в неделю. Комплексный обед. Передоверив управление предкам.

– А вы кокетничаете с папа, – сказал двадцатилетний, ибо, подняв голову, увидел, что происходит на переднем сиденье.

Она не спорила. Она наставляла его:

– Предмет, ради которого вы так усердно тянете шею, называется le retroviseur[7]. Надеюсь, и в других языках для него есть свое название. Из всех частей автомобиля это, пожалуй, единственная, о которой я имею представление.

– Вполне достаточно. – Реплика прозвучала рассеянно. Он явно старался попасть лицом хотя бы на край зеркальца.

– Вы с мама явно были бы не прочь. Но за это вам придется заплатить собственным покоем, – предостерегла она.

– Да и зачем? – подтвердил он. – Предки сделали для нас все, что могли, или, во всяком случае, старались. Любовь в одном строю с властью и общественным признанием, чтобы впрямую не назвать деньги.

Девушка сказала:

– Наши милые родители издавна питали несчастную склонность к изящным искусствам.

Молодой человек согласился.

– Тем более что дети не давали им полного удовлетворения. И осталась только борьба за деньги. Ну что тут скажешь? Эта борьба прекращается лишь с последним вздохом. А мне не хотелось бы так умереть. Прожив жизнь ради денег.

Именно в эту минуту передняя пара восторгалась собой и собственной неистребимостью. Дети поглядели друг на друга из-под приспущенных век. С выражением, сонным от неодобрения.