Ночь Александра и другие девушки провели в палатке, ближайшей к главному костру. Охраны не было — да и не нужно было охранять; девушки сгрудились вместе, терзаемые болью и страхом. Их новое обиталище оказалось вполне сносным. Они сидели не на траве; в палатку набросали звериных шкур и ковров. Посередине стоял поднос, на нем лежали фрукты, куски солонины, рядом стояли фляги с козьим молоком.

Татары шумно пировали до глубокой ночи. Время от времени то один, то другой пьяный падал на палатку, отчего пленницы еще теснее прижимались друг к другу. Наконец шум утих, и девушки забылись тревожным сном, но только не Александра. Она все время держала за руки Марьяну и Татьяну или гладила их по головам. Слова были не нужны, да их сейчас и не могли бы утешить никакие слова.

Вдруг чья-то рука откинула в сторону полог палатки, и к ним ввалились пятеро пьяных. Один татарин споткнулся и повалился прямо на спящих девушек. Они в ужасе проснулись и сбились в стайку у дальней стены. Грубые руки бесцеремонно хватали пленниц, толкали их на шкуры. Один татарин выхватил из толпы Александру, зажав грязной рукой рот, чтобы не кричала.

— Не ее, дурак. Тебе что, жить надоело? — прорычал другой. Александра не понимала их языка, но смысл ей был вполне ясен.

Ее грубо оттолкнули к другим. Она в ужасе смотрела, как четырех девушек, и среди них Татьяну, отволокли в сторону. С них срывали одежду и толкали вниз. Татары развязали тесемки штанов и обнажили отвердевшую мужскую плоть. Тот, кто вначале схватил ее, теперь лег на Татьяну, та в ужасе потеряла сознание. Не обращая на это внимания, татарин хрипло зарычал и овладел ею. Его губы мусолили лицо, шею и обнаженную грудь девушки. Закончив свое ужасное дело, он испустил хриплый удовлетворенный стон и рухнул на безжизненную девушку, придавив ее своей тяжестью.

Все заняло не больше четырех минут. Так же быстро, как вторглись, насильники покинули палатку пленниц.

Александра не шевелилась; она боялась даже дышать.

В горной долине пленниц продержали несколько недель. Днем на них почти не обращали внимания. Они могли бродить между палаток и костров, выходить на луга, где паслись лошади. Тем не менее всем, особенно Александре, было очевидно, что они — пленницы. На вершинах холмов, окружающих долину, стояли часовые, которые зорко следили за всем, что творилось в крепости, созданной самой природой.

Александра присела на берегу горной речушки, протекавшей неподалеку от лагеря. Рядом устроились Марьяна и Татьяна. Другие пленницы из Львова устроились выше по течению. Они мылись и стирали одежду, выданную им татарами. Татьяна молча смотрела на быструю воду; после той первой ночи она не произнесла ни слова, и Александра отчего-то чувствовала себя в ответе за ее… беду.

Марьяна рассеянно плела венок, глядя на травянистый луг и на склоны гор, на заснеженные вершины.

— А здесь и правда красиво, — с какой-то горечью произнесла она.

— Да, красиво, — тихо ответила Александра, внимательно наблюдая за часовым, который стоял на высоком утесе и целился из лука в лань. — Очень красивое место.

Девушки легли на спину в траву, опустив босые ноги в речушку. Холодная вода словно оживила Александру. Странно, что она еще способна от чего-то получать удовольствие… Она молча смотрела вверх, на облака, которые ползли из-за гор и тянулись над долиной.

— Александра, как по-твоему, мы когда-нибудь еще увидим Львов? — прошептала Марьяна.

— Нет, и после того, что там случилось, я бы не смогла туда вернуться.

— Но разве ты не хочешь увидеть… — Марьяна прикусила губу и разрыдалась.