Во дворце царило тревожное возбуждение. Дворяне, собравшиеся накануне, рвались в бой, и доносящийся снаружи шум только подпитывал их храбрость. Король отправил гонца в Национальное собрание, олицетворяющее закон, обращаясь с просьбой к его представителям прибыть в Тюильри и восстановить порядок. Посланец не вернулся. Второго постигла та же участь. Тогда Рёдерер отправился к королю:

– Сир, – сказал он, – опасность неотвратима. Власти бессильны, оборона невозможна. Ваше величество и вся королевская семья подвергают себя огромному риску, так же как и все находящиеся во дворце. У его величества нет другого средства предотвратить кровопролитие, кроме как самому явиться в Национальное собрание.

– Явиться в Национальное собрание, которое делает вид, что ничего не слышит, и уже, должно быть, расправилось с нашими посланниками? Вы желаете смерти короля, сударь? – взволнованно воскликнула Мария-Антуанетта. – Я уже не говорю о наших защитниках, которые потеряют свою последнюю опору.

– Если вы противитесь этому, мадам, – ответил ей прокурор, – то вы будьте готовы взять на себя ответственность за жизнь короля и ваших детей. Для большей безопасности вы будете сопровождать короля и вашу семью. Я, разумеется, пойду с вами, чтобы гарантировать вашу безопасность. Народу незачем будет штурмовать дворец, и вы сможете сюда вернуться, когда все немного успокоится.

– Вы так думаете? А я уверена, что если мы покинем Тюильри, то никогда больше не вернемся сюда. Эти люди требуют нашей смерти! Неужели вы не слышите?

– Нет, мадам, – неожиданно мягко ответил ей прокурор. – Они просто боятся, что с ними жестоко расправятся. Как только вы окажетесь под защитой закона, вам нечего будет больше бояться.

Рёдерер искренне верил в то, что говорил. Он больше всего на свете хотел спасти и народ, и короля. Не следовало забывать о войсках герцога Брауншвейгского, способных привести свою угрозу в исполнение. С другой стороны, нельзя было дать королю выиграть. Рёдерер не желал монархии, ни абсолютной, ни ограниченной. Но ему пришлось употребить все свое красноречие. Людовик XVI молчал, размышляя.

– Сир, – обратился к нему Рёдерер, – у меня не осталось больше сомнений. Представителям Национального собрания помешали прийти к вам. Следовательно, вашему величеству надо самому отправиться туда…

– А если Национальное собрание уже в руках мятежников, что тогда будет с королем? – воскликнул д'Эрвильи, командовавший обороной дворца. – Здесь его величество среди своих подданных, своих швейцарцев…

– Не стройте иллюзий, барон! Оборона невозможна, если вы только не хотите устроить кровавую бойню. Подступы к дворцу уже заняты. Королю и его семье грозит смертельная опасность. Его величеству необходимо покинуть Тюильри. Национальная гвардия обеспечит безопасность его пути до Манежа, где заседает Национальное собрание…

– Но, поступив так, мы бросим сотни отважных и благородных людей, поспешивших к нам на помощь! – воскликнула королева.

– Если вы не согласны с моим предложением, мадам, – сурово произнес Рёдерер, – вы будете в ответе за жизнь короля и ваших детей. Народ сильнее, он сметет все…

С криком ужаса королева упала в кресло, закрыв лицо руками.

– Вы недооцениваете силы, защищающие дворец, – вмешался в разговор де Бахманн, полковник, руководивший швейцарцами. – Здесь множество людей, которые горят желанием сражаться, и поверьте мне, бунтовщикам не так-то легко будет справиться с моими парнями. Это настоящие солдаты! И пушки готовы стрелять.

– Я знаю об этом, поэтому и говорил о кровавой бойне. И потом, вы тоже, как мне кажется, не представляете истинного положения дел. Я согласен, было бы красиво, достойно, по-геройски оказать сопротивление, умереть на руинах дворца, но это практически невозможно.