Оказавшись на краю гибели, новгородские мореходы ведут себя не как правоверные христиане, которым надлежит смиренно молиться о спасении, а точь-в-точь как язычники VI века и решают принести в жертву одного человека, чтобы ценой его жизни спасти всех остальных (нисколько при этом не сомневаясь в действенности этого метода и его отношении к новой религии). О тесной связи Перуна именно с человеческими жертвоприношениями было сказано выше. Вновь мы видим, что за обликом властелина вод явственно проглядывает облик Перуна, могущего как облагодетельствовать человека, так и убить его. Чтобы определить, кто из людей угоден в жертву Морскому царю, мореходы прибегают к одной ритуальной черте, опять-таки свойственной только для Перуна, – бросают жребий. Все на корабле делают себе деревянные жребии из таволги и пишут на них свои имена, а Садко делает себе жребий из красна золота, причем все решают единогласно:

Тонет, естественно, жребий Садко, который после этого предлагает дружинникам сделать себе жребии из золота, а свой делает из дуба – еще одна черта, характерная для бога-громовержца. Второе, а также третье метание жребия дают все тот же результат: Морской царь однозначно указывает на Садко. Он пишет завещание, после чего

Нет никакого сомнения, что эту красочную зарисовку составитель былины сделал прямо с натуры, описывая языческий обряд жертвоприношения на море, свидетелем которого он был. Получив желанную жертву, бог моря прекратил бурю, освобожденные корабли поплыли дальше, а оставшийся в море Садко от страха заснул на дубовой доске – в былине трижды подчеркивается, что она была именно дубовая, и эта характерная деталь в очередной раз указывает, какому богу предназначалась эта жертва. Сон Садко служит как бы переходной ступенью для его перемещения в потусторонний мир. Проснувшись, он обнаруживает себя на дне Океан-моря в белокаменных палатах морского царя. В одном из вариантов былины есть чрезвычайно важное место, где, упрекая Садко за то, что он по морю плавал, а дани не платил, Морской царь говорит:

Если потопление или поглощение человека было для Морского царя вполне естественно, то угроза сжечь Садко огнем является для владыки вод абсолютно противоестественной, но зато совершенно закономерно звучит в устах Перуна как владыки грома и молнии – небесного огня. Следовательно, и эта угроза, необъяснимая с других позиций, является еще одним доказательством тождественности Перуна и былинного морского царя.