– Исходя из этого, – продолжил Михаил, – приказ практически без боя оставить столь выгодный рубеж обороны и отступить вглубь Маньчжурии, ставящий под угрозу коммуникации снабжения крепости Порт-Артур, как раз и является тем самым образцом государственной измены и пораженчества, который вы никак не обнаруживаете в своем решении. Исходя из того, что вы этого просто не понимаете, я должен воспользоваться данными мне правами специального представителя государя-императора и приостановить ваши полномочия впредь до поступления Высочайшего Распоряжения по вашему делу. Я лично буду рекомендовать перевести вас в начальники тыла и тылового района Маньчжурской армии с задачей обеспечить полноценное снабжение сражающихся частей всем необходимым; думаю, что в этом деле вы будете вполне на высоте. А вместо вас я буду рекомендовать назначить генерал-адъютанта Николая Петровича Линевича, как это и было первоначально до вмешательства моего брата. Он, конечно, рисковый дед, но, в отличие от вас, тактику и стратегию знает на «ять» и его мне придется удерживать, а не пришпоривать. Впрочем, это уже как решит мой венценосный брат, мое дело – только предложить ему надлежащее решение.

5 апреля 1904 года, около 7:00. Царское Село, Александровский дворец, рабочий кабинет Е. И. В.

Капитан первого ранга Иванов Михаил Васильевич

Слава Всевышнему, за последние несколько дней, прошедших с момента смерти императрицы Александры Федоровны, император Николай перестал напоминать ожившего покойника, выбравшегося из холодильника и бесцельно шарахающегося по Александровскому дворцу. Матушка его, вдовствующая императрица Мария Федоровна, бывала в Царском Селе чуть ли не каждый день; по странному совпадению, как раз в те моменты, когда императора посещали различные скорбящие родственники, вроде четы из Великого князя Владимира Александровича и его супруги принцессы Марии Павловны, по прозвищу Михень. Эту парочку, дав ей только произнести слова дежурного соболезнования, Мария Федоровна выперла прочь чуть ли не на пинках, пробормотав вослед что-то вроде: «Стервятники! Ходят тут в гости, а потом ложки пропадают!».

Ложки не ложки, а Империя так пропасть может. Не зря же их старший сынок Кирилл, получив маменькину телеграмму: «Приезжай скорей», бросил свое адъютантство у Макарова и без всякого формального оформления отпуска (которого ему все равно бы никто не дал) намылился в направлении Северной Пальмиры. Сняли его с поезда и сунули в каталажку уже в Мукдене люди Великого князя Михаила. Обвинение – дезертирство в военное время. Возможное наказание – расстрел. На самом деле никто Кирилла Владимировича расстреливать не собирается. Еще не хватало вводить такую моду. Самое большое, что ему грозит – позорное увольнение со службы, без пенсии и мундира. Жесткий арест с битьем морды и каталажка потребовались исключительно для того, чтобы обитатели Владимирского дворца сидели тихо, как мыши под веником, и не пытались устроить дворцовый переворот. В противном случае их дорогой Кирюша получит восемь граммов свинца в черепную коробку и вылетит из Большой игры.

Не желая становиться всероссийским императором, Михаил тем не менее вполне по-сатрапски свирепствовал на своем участке ответственности. Кирилла Владимировича вот арестовал так, что тот до сих пор заикается, да и с генералом Куропаткиным провел такую содержательную беседу, что старик чуть было по случайности не дал дуба, хотя, исходя из первоначального замысла, ничего страшнее перевода на административно-хозяйственную работу ему не грозило. Кстати, Николай первый раз по-настоящему вышел из своего траурного ступора именно тогда, когда Михаил прислал телеграмму, прося перевести Куропаткина в заместителя командующего Маньчжурской армии по тылу, а собственно командующим вместо него срочно назначить генерала Линевича. Тогда Николай не стал сразу отвечать брату ни «да», ни «нет», а позвал меня для содержательной беседы по этому вопросу.