Примерно таким образом мог бы сам Дик проанализировать все последовавшее. Он мерил шагами улицу Святых Ангелов, и его остановил американец лет тридцати с худым, изуродованным шрамами лицом и легкой, но отчасти зловещей улыбкой. Незнакомец попросил огоньку, и пока он прикуривал, Дик, приглядевшись, отнес его к типу людей, который знал еще с ранней юности, – такой человек мог бить баклуши в табачной лавке, облокотившись о прилавок, разглядывая тех, кто входил в нее и выходил, и, возможно, даже оценивая их, хотя небесам только было ведомо, сколь малая часть его сознания занималась этим. Его можно было увидеть и в гаражах, с хозяевами которых он обсуждал вполголоса какие-то, не исключено, что и темные дела; в парикмахерских, в фойе театров – в подобных, по мнению Дика, местах. Временами такие лица всплывали в самых свирепых карикатурах Тада[51], – в отрочестве Дику часто доводилось подходить к расплывчатой границе преступного мира и окидывать ее испуганным взглядом.
– Как вам нравится Париж, приятель?
Не ожидая ответа, незнакомец зашагал рядом с Диком и ободряющим тоном задал второй вопрос:
– Сами-то откуда?
– Из Буффало.
– А я из Сан-Антонио, но еще с войны здесь застрял.
– Воевали?
– Да уж будьте уверены. Восемьдесят четвертая дивизия[52] – слыхали о такой?
Немного обогнав Дика, незнакомец направил на него взгляд, без малого угрожающий.
– Живете в Париже, приятель? Или так, проездом?
– Проездом.
– В каком отеле остановились?
Дику стало смешно – похоже, этот тип надумал обчистить нынче ночью его номер. Однако «тип» без труда прочел его мысль.
– При вашей комплекции меня вам бояться нечего, приятель. Бездельников, готовых ограбить любого американского туриста, здесь хватает, но меня вы можете не бояться.
Дик остановился, ему стало скучно:
– Интересно, откуда у вас столько свободного времени?
– Вообще-то у меня тут работа есть, в Париже.
– И какая же?
– Газеты продаю.
Контраст между устрашающими повадками и столь мирным занятием показался Дику нелепым, однако незнакомец подтвердил его, сказав:
– Вы не думайте, я в прошлом году кучу денег заработал – брал за номер «Санни таймс» по десять-двадцать франков, а тот всего шесть стоит.
Он достал из порыжелого бумажника газетную вырезку и протянул ее своему случайному попутчику – то была карикатура: поток американцев стекает на берег по сходням груженного золотом корабля.
– Двести тысяч тратят за лето десять миллионов.
– А здесь, в Пасси, вы как оказались?
Незнакомец с опаской поозирался по сторонам.
– Кино, – непонятно сказал он. – Тут американская студия есть. Им нужны парни, которые по-английски кумекают. Вот я и жду, когда у них местечко освободится.
Дик быстро и решительно распростился с ним.
Ему стало ясно, что Розмари либо ускользнула на одном из первых его кругов, либо ушла еще до того, как он здесь появился, и потому Дик зашел в угловое бистро, купил свинцовый жетон и, опустив его в аппарат, висевший в стенной нише между кухней и грязной уборной, позвонил в «Короля Георга». Он уловил в своем дыхании нечто от Чейна-Стокса, однако симптом этот, как и все остальное в тот день, послужил лишь напоминанием о его чувстве. Назвав телефонистке номер, он стоял с трубкой в руке, и смотрел в зал кафе, и спустя долгое время услышал странно тонкий голос, произнесший «алло».
– Это Дик – я не смог не позвонить тебе.
Пауза – затем храбро, в тон его чувствам:
– Хорошо, что позвонил.
– Я приехал в Пасси, к твоей студии – и сейчас там, напротив нее. Думал, может, мы покатаемся в Буа.
– О, я на студии всего минуту пробыла! Как жалко.