То было время безусловных семейных ценностей, хотя бы на словах, и вся американская пресса единым фронтом ополчилась на Аву и Фрэнка: ее называли распутницей, разрушительницей семей и непотребной девкой, католические общества требовали запретить ее фильмы, а тех, кто все же стоял в очередях в кинотеатры, забрасывали гнилыми помидорами. В адрес Синатры сыпались эпитеты еще хуже – в конце концов, он несколько лет безнаказанно оскорблял журналистов, и теперь за это расплачивался. Но если Аве сексуальный скандал был лишь на руку – она снималась в амплуа сексуальной агрессорши и роковой женщины, и такие истории только поддерживали ее экранный образ, – то для Фрэнка он обернулся трагедией. Звукозаписывающая компания расторгла с ним контракт, студии отказывали ему в записи, агенты отказывались иметь с ним дело. В довершение всего из-за недолеченной простуды у него на нервной почве начались проблемы с голосом. 26 апреля 1950 года он выступал в знаменитом нью-йоркском клубе Copacabana, однако стоило ему открыть рот, и оттуда, по его собственному выражению, «вылетело лишь облачко пыли». Синатра был в таком отчаянии, что даже пытался покончить жизнь самоубийством. Единственным смыслом его жизни осталась Ава. Фрэнк, про которого актриса Лана Тернер однажды сказала, что «этот сукин сын не умеет любить», влюбился не на шутку. Говорили, что у него в кабинете была целая коллекция фотографий Авы – на столе, на стенах, на полках…

Они и правда очень подходили друг другу – оба темпераментные, независимые, страстные, любящие жизнь здесь и сейчас. Оба любили итальянскую еду, секс, виски, боксерские бои и отсутствие обязательств. Об их эскападах ходили легенды – то они вдвоем носились в открытом автомобиле по ночным улицам, чередуя выстрелы по витринам с поцелуями и выпивкой, то устроили драку в баре – пока Фрэнк чесал кулаки о какого-то парня, который посмел криво посмотреть на Аву, она тоже свернула челюсть какому-то зеваке.

Ава ни в чем не была похожа на прежних женщин Фрэнка – она не была покорной, не была послушной, она не умоляла его о любви, а наоборот, могла прогнать самого Синатру – мечту каждой американки, если ей что-то не понравится. Она требовала, чтобы он не связывался с мафией, рассорилась с его агентом, который требовал бросить Фрэнка, и устраивала Синатре бешеные сцены ревности, когда ей казалось, что он флиртует с поклонницами или просто девушками в баре.

Но и он не мог расслабиться ни на минуту – в конце концов, она была Авой Гарднер, и ее хотел любой мужчина, включая самого Говарда Хьюза – самого богатого американца в кинобизнесе. На съемках в Мадриде, куда ее от греха подальше услала киностудия MGM, она закрутила роман с тореадором Марио Кабре – рекламные агенты немедленно ухватились за эту новость и стали во всех газетах расписывать, как красиво Кабре ухаживает за мисс Гарднер – пусть видят, что Ава больше не заводит романов с женатыми! Фрэнк немедленно бросил все и помчался в Испанию, где вручил Аве роскошное колье из бриллиантов и изумрудов – как раз к ее глазам, – и устроил бешеную сцену, закончившуюся не менее бешеным примирением. Через пару недель в Лондоне они уже вместе были представлены английской королеве. Вернувшись в США, Фрэнк немедленно заявил, что намерен развестись с Нэнси и жениться на Аве.

Много лет спустя его дочь Тина вспоминала: «Я никогда не воспринимала Аву как женщину, которая лишила нас отца. Впервые я увидела ее, когда мне было четыре года, и мне показалось, что ей действительно нравится общаться с нами, ведь своих детей у нее не было. Сейчас я понимаю, что они с отцом были созданы друг для друга».