Только четверть четверти рознь. У Иоанна – кровь слабоумного Ивана Алексеевича, у Петра – самого Петра Великого.

Слов нет, лучше бы самой родить наследника, но, судя по всему, к тридцати двум годам, когда стала наконец императрицей, Елизавета Петровна рожать уже не могла. Слухов о детях Елизаветы ходит множество. Одни утверждают, что было у нее 8 незаконных детей; другие уточняют: пятнадцать! Поди проверь. Говорят, отдавала младенцев в семьи их отцов, законные жены безропотно воспитывали отпрысков царевны. О том, что именно так поступала Анна Иоанновна со своими детьми от Бирона, известно достоверно. Может быть, Елизавету обвиняли в том же грехе просто по аналогии?

Особенно упорным был слух, что Андрей Кириллович Разумовский, сыгравший роковую роль в судьбе великого князя Павла Петровича, – сын Елизаветы. Правда, насчет отца мнения расходились: одни называли тайного мужа императрицы Алексея Григорьевича, другие – его младшего брата Кирилла, в семье которого ребенок и был воспитан.

Александра Осиповна Смирнова-Россет, «Записки» которой – неисчерпаемый источник придворных сплетен, рассказывала (со слов Пушкина), что однажды Николай I, гуляя с поэтом, говорил ему, что у Елизаветы Петровны от Разумовского-старшего было двое детей: сын, умерший ребенком, и дочь, ставшая монахиней.

Все это – не более чем слухи. Но если даже незаконные дети действительно были, разве могла она завещать им трон? Вот и вспомнила о сыне покойной сестры Аннушки. Тем более что наверняка знала о тайном договоре, подписанном батюшкой и женихом Анны Петровны Карлом Фридрихом Голштинским. Договор давал Петру I право забрать у родителей родившегося от этого брака ребенка и сделать его наследником российского престола.

Так что выбор того, кто в будущем (пусть и всего на полгода) станет императором Петром III, – вовсе не каприз легкомысленной и, как кое-кто считал, недалекой, неспособной предвидеть даже близкие, не то что отдаленные результаты своих поступков, «веселой царицы Елисавет». Сознательный, хотя и вынужденный выбор. И она была не первой и не последней в нашей истории, кому приходилось выбирать между плохим и очень плохим…

След в жизни столь нелюбимой им России Петр III оставил маловразумительный. Попытки представить его непонятым гением, предпринятые в последние годы, вызваны прежде всего непреодолимым желанием пересмотреть все традиционные оценки, бытовавшие в отечественной историографии. Непременно – все. У нас ведь принято: разрушить до основанья, а затем… В данном случае затем предполагалось создать новую версию нашего прошлого. При таком подходе (разрушении до основанья всего и вся) версия эта заведомо становится ничуть не более достоверной, чем существовавшая до сих пор, которая и в самом деле многое замалчивала, а многое оценивала так, как было выгодно тогдашним правителям России.

Кроме того, кардинальный пересмотр привычных оценок Петра Федоровича объясняется нашей национальной страстью едва ли не обожествлять всех принявших насильственную смерть (независимо от того, какую жизнь они прожили). Лучший тому пример – посмертная судьба последнего императора Николая Александровича Романова. Сознательно называю его Романовым, хотя сомневаюсь, что он имеет к Романовым хоть малейшее отношение. Но поскольку моя цель – рассказать о членах семьи, официально именуемой Романовыми, буду и впредь называть всех их этой общепринятой фамилией.

Что же касается великого князя Петра Федоровича, будущего Петра III, то он интересен почти исключительно тем, что на его примере очевидно, к каким печальным последствиям приводит недолжное воспитание человека, которому предначертано вершить судьбы государства и населяющих его людей.