Ее поступок оценили все. Великие княжны целовали ей руку – честь невиданная: им полагалось целовать только руки императриц. А когда Шарлотта Карловна целовала руку вдовствующей императрицы, Мария Федоровна делала вид, что хочет поцеловать руку графини, но та спешила свою руку отдернуть. Язвительные придворные потешались этими регулярно повторяющимися сценами. Потешались, разумеется, молча, сохраняя выражение преданности и умиления.
С питомцами своими гувернантка нимало не церемонилась. Больше всех доставалось Николаю Павловичу. Перед вступлением на престол он командовал гвардейским корпусом и был ненавидим офицерами. Тайно. Первой открыто сказать об этом осмелилась Шарлотта Карловна: «Николай, вы делаете только глупости! Вас все ненавидят». Трудно представить, чтобы он кому-то простил такие слова. Ей – простил…
Когда убили Павла Петровича, Николаю шел пятый год. Он не мог осознать вполне того, что произошло, но смутные ощущения чего-то страшного, непоправимого сохранил на всю жизнь. Скорее в душе, чем в памяти. Отсутствия отца он не почувствовать не мог: тот почти каждый день навещал детей (Николая, Анну и Михаила) на их половине, играл с ними, был ласков, иначе как «мои овечки, мои барашки» малышей не называл. Особенно нежен был с Николаем. Это неожиданно и странно, если знать о том, что не считал мальчика своим сыном. Что доподлинно известно из письма императора Федору Васильевичу Ростопчину: «…Александр, Константин и Александра – мои кровные дети. Прочие же?.. Бог весть!.. Мудрено, покончив с женщиной все общее в жизни, иметь от нее детей. В горячности моей я начертал манифест о признании сына моего Николая незаконным, но Безбородко (канцлер, князь Александр Андреевич Безбородко. – И. С.) умолил меня не оглашать его. Но все же Николая я мыслю отправить в Вюртемберг, к „дядям“ (братьям Марии Федоровны. – И. С.) с глаз моих: гоф-фурьерский ублюдок не должен быть в роли российского великого князя – завидная судьба!.. Дражайший граф, письмо это должно остаться между нами. Натура требует исповеди и от этого становится легче жить и царствовать. Пребываю к Вам благосклонный Павел».
Император Николай Павлович.
Интересный человек Федор Васильевич… Он будто притягивает документы, хранящие роковые тайны российской истории (и это письмо, и записка Алексея Орлова императрице Екатерине об убийстве Петра III). Именно благодаря его неумению (или нежеланию) хранить секреты, они становятся достоянием историков. Современники не слишком восторженно отзывались о графе Ростопчине, но мы-то можем быть ему только благодарны.
Итак, императору было известно о связи его добропорядочнейшей супруги с гоф-фурьером Данилой Бабкиным (гоф-фурьер – придворный чиновник в весьма невысоком чине 8-го класса. – И. С.), от которого она родила сначала Анну, которая со временем станет королевой Нидерландов, потом – Николая. Казалось бы, незаконным детям суждено натерпеться обид от вздорного, несдержанного императора. А он с ними так добр, так ласков: дети-то ни в чем не виноваты. Наверное, он не мог забыть свое детство. Он был никому не нужен! Он так страдал… Малыши не должны повторить его судьбу!
Тех, кто с искренней любовью заботится о детях, Павел ценит особенно. Няне-львице он не только позволяет сидеть в своем присутствии, не только попросту с нею беседует, но сам поднимает с полу упавшие из рук ребенка или няни игрушки. Об этом с удивлением и умилением вспоминают все мемуаристы.
В отношениях с Марией Федоровной ничего подобного и представить невозможно. С нянями и гувернантками она холодна, взыскательна, высокомерна. Не допускает, чтобы в ее присутствии сидели, чтобы задавали ей вопросы или, упаси Бог, высказывали свое мнение. Даже Лайон вынуждена стоять перед ней навытяжку, держа на руках тяжеленного Николая. Хорошо хоть заходила матушка к детям всего на несколько минут, не задерживалась. Когда она удалялась, не только няни, но и дети облегченно вздыхали: им трудно было радоваться присутствию женщины, которая вела себя не как любящая мать, а как суровая монархиня, при виде которой они должны были чувствовать страх и почтение. И чувствовали. А любили – мисс Лайон…