Вот и с картиной Репина сразу же начались твориться дикие вещи. Первый же ее показ на XIII выставке Товарищества передвижников 1885–1886 годов вызвал общественную бурю. Одни превозносили полотно за «правдивую историчность», другие оказались шокированными «такими страстями и количеством крови». В спор вмешались совершенно неожиданно и власти. Правительство обвинило Репина «в клевете на царскую персону», а обер-прокурор Святейшего синода К. Победоносцев забросал императора Александра III письмами, в которых утверждал, что рассказы о самом факте убийства являются откровенной ложью и не стоит распространять ее в народе. Словом, картину запретили экспонировать и даже подумывали, не уничтожить ли. Спас полотно наш великий собиратель живописи Павел Михайлович Третьяков: взял в свою галерею и показывал тайно. Видящие ужасались и чуть не падали в обморок. Но никто не усомнился в изображенном событии. Но о чем же тогда говорил Победоносцев, называя изображенное ложью? Издавна ведь известно, что изувер Иван Грозный убил своего сына…

Но откуда известно? Сохранились же летописи – они что говорят? Посмотрим…

Царевич Иван Иванович умер в ноябре 1581 года. Наши предки тогда пользовались летоисчислением от сотворения мира, и по их календарю это был 7090 год. И вот в летописях сказано: «…в 12-й час ночи лета 7090 ноября в 17-й день… преставление царевича Иоанна Иоанновича» (Пискоревский летописец), «не стало царевича Иоанна Иоанновича» (Морозовская летопись), «преставися царевич Иоанн Иоаннович» (Московский летописец). И нигде ни слова, что он, бедняга, был убит.

Но ведь Карамзин же писал! Разве есть возможность не верить такому затверженному в веках источнику?! К счастью, возможность всегда есть…

Источником Карамзина об ужасном событии в царской семье служили не свидетельства современников, сохранившиеся в архивах, а рассказы двух иноземцев, побывавших при русском дворе, – Антония Поссевина и Генриха Штадена. Первый из них приехал как посредник в переговорах с польским королем Стефаном Баторием, но на самом деле являлся не миротворцем, а иезуитом, отправленным в Москву с особой миссией – добиться разрешения строить на Руси католические церкви и впоследствии сориентировать двор Ивана Грозного на верность папскому престолу. Но, как заметили позже историки, «надежды папы и старания Поссевина не увенчались успехом». Немецкий же авантюрист Штаден пытался склонить царский двор к условиям Германии, но тоже не преуспел и, когда вернулся обратно к себе, составил злобный проект, где предлагал завоевать Московию силой, монастыри и церкви разрушить, а жителей, «диких и не поддающихся воспитанию», просто… уничтожить. Ясно, что таким «историографам» было выгодно рассказывать на Западе байки о жестоком и ужасном Московском царстве и его царе-сыноубийце. И еще более ясно, что западным правителям было приятно слушать подобные ужастики. Ведь они к тому времени отослали сотни тысяч человек на костры святой инквизиции, перебили, например, во Франции за одну Варфоломеевскую ночь 80 тысяч, а в Германии во время крестьянского восстания 1525 года больше 100 тысяч человек. Стоило бы сравнить это с «кровавой рекой ужасного царя Грозного»: во времена его правления было казнено около 4 тысяч человек. При этом нужно помнить, что две трети из них погибли в боярских смутах, когда Иван IV был еще совсем мал и не участвовал в делах государства. Да исходя из этих цифр Грозного стоило бы назвать Милосердным! Вот тут-то и пригодились байки о его жестокости, психическом расстройстве и т. д. и т. п. Впрочем, переведение этих идиотских легенд в реальную историю возможно было опять же только в России, готовой оговорить себя, ничего не проверяя, всему веря на слово, как поверил и весьма доверчивый Карамзин. Поверили и все остальные: учили даты в школе, писали об этом ужасном убийстве книги и картины, отмахиваясь от слов, например, того же знающего Победоносцева: «Нельзя назвать картину [Репина] исторической, так как этот момент [убийство Грозным сына]… чисто фантастический».