Помпей принял остатки войск Лукулла и после безрезультатных переговоров с Митридатом начал военные действия. Ослабленные предыдущей кампанией войска понтийского царя не смогли дать серьезной битвы римскому полководцу, и он без труда одержал победу. Разгромленный Митридат вновь убежал к Тиграну, но тот, наученный горьким опытом, не принял неудачника, всерьез опасаясь за свое царство, которому теперь угрожали и парфяне, – Помпей договорился с парфянским царем Фраатом, чтобы тот напал на Тиграна за территориальные уступки в Месопотамии.

Митридат вынужден был бежать в Боспорское царство, где провел ряд очень жестких мер по выколачиванию денег и набору в армию для новой войны с римлянами. Это вызвало естественное недовольство, а затем и восстание, которое возглавил сын Митридата Фарнак. Царь был осажден в своем дворце, где и покончил жизнь самоубийством. Вот так завершил свою жизнь один из самых непримиримых врагов Рима.

Ну а Помпей тем временем пожинал плоды своей военной доблести и дипломатических успехов. Он принудил к безоговорочной сдаче Тиграна, «царя царей», как тот себя называл, и вторгся в Закавказье, но воевать в горах римляне не привыкли, поэтому полководец вернулся в Понтийское царство, где поставил царем изменившего отцу Фарнака.

Затем, а это было уже в шестьдесят третьем году, присоединил к Риму Сирию. В состав этой провинции была включена и Иудея, где в это время шла междоусобица между фарисеями и саддукеями. Первые, как известно, были религиозными фанатиками и стремились к созданию истинно иудейского государства с духовной властью во главе, в то время как саддукеи, зараженные эллинизмом богачи и военные, хотели крепкой светской власти. Римлянам, разумеется, выгоднее было поддержать фарисеев, что Помпей и сделал, однако противники захватили храм и целых три месяца выдерживали осаду, но Иерусалимский храм все же был взят римлянами, и Помпей вошел в «святая святых».

Теперь он с полным правом мог именоваться Великим, и в Риме это не только очень хорошо понимали, но и боялись, что высадившийся в Брундизии полководец со своей победоносной армией предъявит подкрепленные теперь уже громкими победами на Востоке притязания на верховную власть. Красс был настолько этим напуган, что поспешил даже уехать из столицы вместе с семьей и деньгами. Но Помпей и на этот раз не стал испытывать судьбу. Он распустил, как того и требовали римские законы, армию и явился под стены Рима лишь со свитой. Полководец, собиравшийся совершить триумфальное шествие, не мог до триумфа появляться в городе, поэтому Помпей оставался вне стен Рима в ожидании своего третьего триумфа.

Первый он отпраздновал еще при Сулле за победы в Африке (историк С.И. Ковалев в своей «Истории Рима» называет их «дешевыми). В то время Помпей не имел права на триумф по многим причинам: не занимал официальной должности, к тому же по молодости лет не был даже сенатором. Полководец стал просить всесильного диктатора, чтобы тот разрешил ему все же, вопреки закону, отпраздновать триумф, однако Сулла не соглашался. Тогда Помпей сказал, что люди охотнее поклоняются восходящему солнцу, нежели заходящему, намекая на увядающую славу Суллы. Когда ему передали слова молодого полководца, тот дважды произнес: «Пусть празднует триумф!» Помпей, говорят, хотел въехать в Рим через триумфальные ворота на слонах, но размер арки был слишком для этого мал и узок.

Что такое триумф? После особо крупных и значимых побед полководец получал право на этот торжественный акт, посвященный Юпитеру Капитолийскому. Первыми шествовали сенаторы и высшие чиновники государства, за ними грохотал литаврами и трубами оркестр, за музыкантами несли транспаранты с изображениями взятых городов и военные трофеи. Следом вели белых быков для заклания в храме Юпитера и плененных царей, их родственников и крупных военачальников противника в цепях. А уж потом в богато убранной колеснице, запряженной четверкой гнедых лошадей, появлялся триумфатор в одежде Юпитера, взятой для этого случая из храма, с накрашенным красной краской лицом и лавровой веткой в руке, а над его головой раб держал золотой венок. Обок с колесницей вышагивали верхом на лошадях сыновья триумфатора, если, конечно, они у него были. За колесницей верхом на лошадях ехали легаты и трибуны полководца. А уж последними шли солдаты, всегда распевавшие песенки, зачастую непристойного содержания, где полководец, если в чем был грешен, всегда упоминался – такая уж была традиция.