Неожиданно Лукерья Алексеевна замолчала. Задумалась. И я, чтобы отвлечь ее от горьких мыслей, задаю первый пришедший мне на ум вопрос:

– А у вас есть какой-нибудь секрет долголетия?

Бабка Лукерья говорит: – Нет, девка, никаких секретов нету. Никогда я вино не пила, сигареты не курила. Работала от зари до зари.

Уже потом от дочери узнаю, что бабка Лукерья верующая и ревностно соблюдает все посты. А по средам и пятницам вообще ничего не ест. Только воду пьет. И так было всегда, даже когда детей грудью кормила. И сейчас, несмотря на преклонный возраст, в Великий пост ее нельзя заставить даже ложку молока выпить – грех.

Как истинная христианка Лукерья Алексеевна знает молитвы, никогда не делала абортов. Жила в мире и согласии не только с супругом, но и его родителями. Уважала их и никогда им не перечила.

– А жизнь, что жизнь, – продолжает моя собеседница, – она быстро пролетела. Иногда сижу, думаю, получается, что вроде как не жила. Детей поднимала, за родителями ходила, когда они слабые стали. Хозяин-то мой, как девяносто годков щелкнуло, ушел. Вечером лег, на правый бок пожалился, а я и не знаю, какую таблетку дать, мы их отродясь не привечали.

Я снова пытаюсь отвлечь бабку Лукерью от грустных мыслей, говорю что-то про судьбу, а она мне:

– Ты, вот девка, грамотная, напиши про это: вот когда хозяину, а потом и мне исполнилось восемьдесят лет, нам дали добавку к пенсии. А потом больше добавок специальных не было. Думала, когда девяносто или сто будет, сурьезно добавят, но не тут-то было. Дулю, вот что я получила. Там поздравление от районного руководства, сувениры какие-то, разовую подачку в мятом конверте – и все. А пенсии у меня, что грязи под ногтем, раньше мы в колхозе ведь не за деньги работали, а за трудодни, потом, когда бухгалтерия стала их считать, а стаж у меня ого-го, но все равно получился один пшик. Это что же за обман такой? Хорошо, что хоть на лекарства не трачусь…

– Простите, а чем лечитесь, скажем, от гриппа?

– Луком, чем еще? Мелко покрошу и ем, когда с водой, когда с медом, а то и просто один.

– У вас на всех фотографиях красивая фигура, даже после родов, вы что-то делали специально?

– Тоже мне арихметика. Стакан колодезной воды натощак – и у тебя такая же будет, а то и лучше.

– Не могу не спросить, вы к зубному врачу обратились первый раз в шестьдесят лет. Неужели вас до этого зубы не беспокоили?

– Беспокоили. Задний верхний мне в тридцать лет хозяин выдрал, ударилась об косяк, раскололся, стал болеть. Этот, сбоку внизу, как его там, я его выбила еще в восемнадцать, когда в погребе на бочку упала. А остальные были на местах, где им и положено. Я ведь каждый вечер их растительным маслом полоскала, пока оно не загустевало. Все так делали. Спроси хоть у кого.

– Маслом? Каким?

– Какое было под рукой. Подсолнечное, рапсовое, лампадное…

…Прощаемся. Я спрашиваю снова о счастье.

Она отвечает:

– Счастье, когда все живы и здоровы.

– Лукерья Алексеевна, а есть ли у вас заветное желание?

– Желаю, прямо очень, чтобы солнце выглянуло хоть ненадолго, а то с утра одни тучи, не надо сейчас дождя. Ты… это… будешь мимо проезжать, заходи.

Это интервью с югорским старожилом Ефимом Куимовым записано двенадцать лет назад, а в 2008 году мне за него дали премию «Патриот России».

– Мои родители – коренные сибиряки, как и все тут кругом. Отец происходил из беднейшей семьи, – говорит мой собеседник Ефим, которому лет, как сказала его родственница, «чуть больше ста». Но спросить напрямую, сколько, никто не решается, уж больно характер у него суров. «Нравом он – в позапрошлом веке. Лишнего не спросишь, все, как по струночке, ходим, но технику осваивает быстро. Когда за пенсию или там зарплату пластиковые карточки ввели, первый их освоил, а потом уж учил детей, внуков, правнуков… и Интернету тоже. Вон, видите, мобильник у него из кармана торчит. И не простой, а с «наворотами».